Никогда не влюбляйся! Февраль - [30]

Стиснув зубы, я ждала, пока он обернется ко мне. Но Алек так и не обернулся. Вместо этого он продолжил хлопотать над камерой, выставлять свет и выкрикивать команды. И лишь потом ответил мне.

– Oui, я сделал это вчера, – рассеянно проговорил он, глядя сквозь объектив.

– Зачем?

– Сунь руку в трусики, закрой глаза и сделай вид, что балуешься сама с собой.

– Прошу прощения?

Алек вздохнул и сжал челюсти так, что мышца в углу быстро запульсировала.

– Слушай внимательно, Миа. Нам…

– Нам многое надо сделать, да, знаю, – рявкнула я в ответ. – Я уже слышала это раз или два.

Его взгляд метнулся ко мне со скоростью пули, вылетевшей из винтовки. Глаза сузились.

– Тогда ты знаешь, что у меня поджимают сроки. Выставка через неделю, а мне надо завершить две картины. Эту и последнюю, которую еще предстоит продумать. Так в чем же дело? Я перевел деньги, ты их получила, oui?

– Да, Алек, но…

Я огляделась. Вокруг нас столпилось по меньшей мере десять человек, что было необычно для дня с откровенной фотосессией. Обычно Алек делал это наедине со мной.

– Я хочу поговорить с тобой без свидетелей.

– И мы поговорим, после того как завершим съемку.

Со вздохом поражения я кивнула и сделала то, что он велел. Только фотографии не получались, и это приводило его во все большее неистовство. В конце концов он выгнал из студии весь персонал.

– Сегодня целый день насмарку, – заявил он, так и сочась ядом.

Его длинные артистические пальцы зарылись в волосы и потянули за резинку, удерживающую пышную гриву, – и вся эта масса волос упала ему на плечи. Расхаживая взад и вперед по студии, Алек недовольно бормотал на французском.

– Да, и чего же ты ожидал? Ты хочешь, чтобы я щупала себя в комнате, полной народу, да еще и когда зла на тебя?

Он резко остановился и повернул ко мне голову, уперев руки в бока. Почти как девчонка. Горячая и несколько мужиковатая девчонка, но эти руки в боки – типично женская поза.

– И что же тебя так разозлило? – поинтересовался он кислым и недовольным тоном.

Это взъерошило мои перышки ровно настолько, чтобы гнев, который я держала под контролем последние несколько часов, вспыхнул с новой силой.

Подавшись вперед, я скрестила ноги.

– Ты заплатил мне за секс, вот в чем дело!

Он с силой втянул воздух в грудь и медленно выдохнул.

– И это тебя разозлило? Почему?

– Я не твоя шлюха! Сегодня уже второй мужчина обходится со мной так, будто я долбаная проститутка! Боже правый, почему мужчины настолько тупые? – завопила я.

В пустой комнате звук отразился от стен сильнее, чем мне бы хотелось. Алек отшатнулся.

– У нас был секс. В твоем контракте говорится, что ты получаешь на двадцать процентов больше, если раздеваешься и/или вступаешь со мной в сексуальные отношения.

Застонав, я вскочила с мата и подошла к французу.

– Мне казалось, ты занимаешься со мной любовью. – презрительно бросила я.

– Так и есть. Мы занимались любовью. К сожалению, в глазах закона это может выглядеть по-другому.

– В глазах закона это выглядит как проституция! Этот пункт – одна из тех неписаных вещей, которые ты делаешь просто ради того, чтобы обойти закон. Боже!

– Неписаных? Тогда и не писали бы об этом в своем контракте. Мисс Милан оговаривает это в отдельном приложении. Нет, это не напечатано мелким шрифтом, но ваши юристы заботятся о том, чтобы до клиентов все дошло в точности. К тому же ты много раз раздевалась для моей живописи. Я должен был заплатить уже за одну обнаженку. А теперь скажи, как мне это понимать, chérie? Хм-м?

Мои плечи поникли, и голова повисла. Вот дерьмо. Алек был не виноват. Он не сделал ничего предосудительного – просто следовал правилам. Все было официально, а я вела себя как идиотка.

После нашего разговора Алек мог бы обругать меня и заставить чувствовать себя еще хуже, но вместо этого он обнял меня своими длинными, сильными руками и прижал к груди, пока я предавалась самобичеванию. Не мужчины внушили мне мысль, будто я шлюха. Не мужчины, а я сама. Моя собственная неуверенность вырывалась из-под контроля и сеяла хаос в моей душе.

– Извини меня.

– Ш-ш-ш, все в порядке. Я могу представить, как это для тебя тяжело.

В его теплых объятиях я спорила сама с собой. Я говорила себе, что знаю, чем являюсь, а чем – нет. Ни долларовая купюра, ни чье-то непонимание, ни даже Милли этого не изменят. Я была многим: дочерью, сестрой, подругой, в какой-то степени актрисой, я была музой этого мужчины – но не уличной проституткой, не девочкой по вызову и не шлюхой. Потаскушкой, может быть, но не шлюхой.

Наконец-то, удовлетворившись тем, к чему я пришла, я поцеловала Алека со всей оставшейся у меня в душе страстью. Затем я высвободилась из его рук, прошла к своему месту на полу и раскинулась на мате. С озорным блеском в глазах я сунула одну руку себе под бюстгальтер. Золотистые глаза Алека заискрились в ярком свете софитов. Он пристально наблюдал за тем, как вторая моя рука неторопливо ползет вниз, к трусикам. Быстро взобравшись на стремянку, француз схватил камеру.

– Покажи мне, как сильно ты можешь любить свое сексуальное тело, ma jolie.

Так я и сделала. Закрыв глаза, я играла с собой так, будто ко мне прикасается он. Каждое движение было сделано его руками. Каждый вздох предназначался ему, каждый стон вдыхали его губы.