Никаких обещаний - [48]

Следуя японскому обычаю, Эрик почтительно склонился:

— Пожалуйста, прости меня, я не хотел напугать тебя, я всего лишь хотел взглянуть, как ты работаешь.

Он прошел к ее столу, удивляясь, как она может отыскивать в этой беспорядочно покрывавшей стол кипе бумаг нужные. Когда Эрик приблизился, Эшли поднялась, оттолкнув стул. Она сделала это как бы невзначай, плавным движением поправив при этом юбку синего костюма, и все ее движения произвели на него сильное впечатление. У Эшли было великолепное чувство меры, каждый жест был строго выверен. Она давала ему понять, что не считает себя пойманной в ловушку и что всегда найдет выход из любого положения.

Но ему не нужны были ни ее бегство, ни чувство, что она хочет убежать. Он остался стоять на расстоянии нескольких шагов.

— Нам не хватало тебя в додзо вчера вечером.

— Я была занята, — сказала Эшли, избегая его взгляда. — Работа, связанная с «Вэн Гард», отнимает больше времени, чем я предполагала.

— Но все идет хорошо? — спросил Эрик, ступив к ней еще один осторожный шаг. — Им нравится то, что ты для них делаешь?

— О да, — Эшли могла признаться в этом с полной откровенностью: незадолго до прихода Эрика представитель центрального офиса «Вэн Гард» позвонил ей лично и похвалил за проделанную работу.

И все-таки она солгала, сказав Эрику, что проработала весь вчерашний вечер. Правда была в том, что ей ничего не удалось сделать, и в который уже раз она поняла, насколько бессмысленны и безнадежны все ее попытки выбросить Эрика из головы.

— Твоя секретарша и еще одна сотрудница, которых ты привела накануне Дня Благодарения, вчера пришли на урок. Я хочу, чтобы ты знала: я очень ценю усилия заинтересовать людей занятиями в додзо.

— Ты же сам говорил, что каждая женщина должна знать приемы самообороны, — как только Эшли произнесла это, то сразу же поняла, что сделала неверный ход, и потому поспешно продолжила: — Вирджиния сказала, что вчера вечером в додзо было много народа.

— Да, много, — сказал Эрик и сделал еще один шаг к ней. — Но мне не хватало тебя.

Он подошел уже слишком близко. Пытаясь казаться по возможности естественной, Эшли повернулась и прошла к книжным полкам.

— Я рекомендовала твои уроки и многим другим женщинам, — сказала Эшли, делая вид, что ищет книгу. — Кто знает, скольких еще ты завербуешь в «Штедфельде».

— Ты придешь на занятия в четверг?

— Я… э-э-э… — она поставила на место книгу, которую только что вытащила, пытаясь придумать убедительный предлог, почему ей придется пропустить занятие в четверг, и еще более убедительную причину, по которой она вообще никогда больше не сможет приходить в додзо и его видеть и заниматься с ним любовью…

Тщетно пыталась Эшли найти правдоподобный предлог. Почему-то, возвратившись от родителей, она полагала, что ей будет легко выбросить Эрика из своей жизни. Ей всегда без труда это удавалось с другими мужчинами, которых она знала. Как только Эшли начинала чувствовать, что работа страдает от ее внепрофессиональных интересов, она, не задумываясь, ставила на этих интересах крест и порывала отношения.

Но чем дольше, уехав в Нью-Йорк, Эрик отсутствовал, тем больше ей не хватало его, и, чем ближе становилось воскресенье, тем сильнее колебалась она в своем решении.

В воскресенье вечером, когда Эшли услышала, что он вернулся, ей захотелось пойти к нему. Она почти не спала в эту ночь, и все же следующей ночью, когда Эрик постучал в дверь, она не открыла и до утра пролежала без сна. Эшли чуть не разрыдалась, услышав его тихий стук, и только сконцентрировавшись на мыслях об отце и вспомнив тот энтузиазм, с которым он воспринял новость о возможном переводе его дочери в Чикаго, Эшли смогла удержать себя в постели.

— Эшли?

Негромкий голос Эрика, такой теплый и близкий, вернул ее к реальности. Повернувшись, она обнаружила, что он стоит на расстоянии всего нескольких дюймов от нее, темные глаза пронзали ее насквозь, видя гораздо больше, чем ей хотелось.

— Что между нами случилось? — спросил он.

— Ничего, — солгала она, опустив глаза и боясь, что он заметит в них те тоску и чувство вины, что терзали ее все последнее время.

Взяв Эшли за подбородок, Эрик взглянул ей прямо в глаза.

— Ничего — это когда два влюбленных, близких человека приветствуют друг друга поцелуем и когда они никак не могут дождаться встречи, чтобы рассказать друг другу, что произошло за время разлуки. Ничего — не то слово, Эшли.

Ей захотелось отвернуться, но его рука нежным и в то же время твердым движением не позволила сделать это.

— Я… я просто была очень занята. — Она молчала, чувствуя, что мысленно он тянется к ней, требуя правды, а не уклончивых ответов. В темных глубинах его глаз Эшли различила огорчение, в тепле рук — сочувствие… — Из-за тебя я забываю… — сказала она и хрипловато-резкий полушепот слов удивил даже ее саму.

— Забываешь?

— …о том, что должна делать.

— И что же ты должна делать, Эшли-сан?

Не отрывая глаз от его губ, которые, как ей было хорошо известно, умели дразнить и доставлять наслаждение, она облизала свои пересохшие губы, чувствуя, что снова забывает обо всем.

— Я должна…

Ее слова рассеялись, оставшись непроизнесенными. Эшли протянула руку, чтобы коснуться Эрика, кончики ее пальцев неуверенно дотронулись до грубой ткани его куртки. Он был тьма и свет, тень, которая никогда не исчезнет, сон, слишком реальный, чтобы о нем забыть, дьявол, пришедший измучить ее испытанием.