Нидерландская революция - [12]

Если уже в 1549 г. надменная сдержанность и высокомерие сопровождавших Филиппа в Нидерланды придворных шокировали местную аристократию, то стало еще хуже, когда Карл V в 1553 г. призвал на север для участия в войне против Франции целые полки испанской пехоты. Эта невыносимо наглая военщина вела себя в провинциях, как в завоеванной стране. Ее оскорбительное поведение усугублялось еще озлоблением, оставленным в Испании корыстолюбивыми действиями бельгийцев в 1517 г Все это вскоре Породило в Нидерландах национальную ненависть против испанцев, усиливавшуюся с каждым годом. Чем больше приходилось бояться этих иностранцев, тем больше их ненавидели. Особенно резко выраженную антипатию к военщине питали фламандцы, занимавшиеся. почти исключительно промышленным и земледельческим трудом. Они ненавидели от всей души этих солдат, гордившихся тем, что они только солдаты. Вместе с ними в Нидерландах появился новый тип воина. Это не были уже наемники, нанимавшиеся для одного похода — вроде известных до этого времени швейцарцев или ландскнехтов — и сражавшиеся за деньги как за Францию, так и за императора: испанцы представляли народную армию, храбрую и в то же время надменную, гордившуюся своим презрением ко всему, за исключением своего государя.

Отсюда был только один шаг до того, чтобы жители Нидерландов стали считать этих воинов самыми опасными врагами политических свобод. И они сделали этот шаг тем легче, что вскоре с досадой и завистью было отмечено, с каким уважением обращаются с кастильскими солдатами их военачальники, министры и даже сам король. К антипатии, обусловленной различием обычаев, вскоре таким образом присоединились еще взаимные подозрения и недоверие. Бельгийцы упрекали испанцев не только в наглости и лени, но также в тайном заговоре против национальных учреждений страны. Между тем испанцы, с своей стороны, умышленно и упорно избегали всякого соприкосновения с народом, который они осуждали за его неприличную с точки зрения умеренных южан склонность выпить, за его миролюбивый нрав и независимое поведение; они рисовали себе его как сборище еретиков и врагов короля[10].

Эта вражда, ясно сказавшаяся уже к концу царствования Карла, должна была явиться источником очень больших трудностей для его преемника. Уже в 1552 г. английские дипломаты писали, что принцу Филиппу нелегко будет утвердиться в Нидерландах, так как испанцы являются здесь предметом ненависти и страха[11]. И действительно, новый государь не был человеком, способным смягчить положение. Он не только сам разделял все предрассудки и предубеждения своих соотечественников, но совершенно не обладал кроме того гибкостью и ловкостью, которые позволили бы ему скрыть это. Любовь, уважение и преданность испанцев королю еще более усилили подозрительность бельгийцев, и в то же время — в силу этого контраста — они окончательно отдалили его от бельгийцев. В то время как король делился своими планами только с Гранвеллой, Рюи Гомесом, Бернардино Мендозой и Дон Хуаном Манриком, вельможи из государственного совета уже 18 ноября 1555 г. потребовали, чтобы все дела, касающиеся провинций, поступали на их рассмотрение[12].

II

Таким образом через три недели после отречения Карла V первые признаки неизбежного конфликта были уже налицо.

Если они и не повлекли за собой немедленного разрыва, то причиной этого были политические события, заставившие Филиппа II очень бережно обращаться со своими бургундскими подданными. Действительно, уже очень скоро стало ясно, что Восельское перемирие долго не продержится. Генрих II с помощью папы открыто готовился к новой войне. Для успешного ее ведения неизбежно должны были потребоваться большие денежные жертвы со стороны провинций. Между тем их финансовое положение внушало сильнейшие опасения. Огромные расходы, вызванные последними войнами Карла V, обрушились на страну огромным бременем налогов и займов. Переходящий долг, доходивший в 1554 г. до 285 982 ливров, достиг в 1555 г. — 424 765 ливров, а в 1556 г. — 1 357 287 ливров[13]. Были заложены государственные имущества, пришлось использовать кредит городов и провинциальных штатов. В июле 1556 г. долг фландрских штатов составлял около 3 млн. ливров «и примерно таковы же были долги остальных штатов»[14]. К этому же времени текущие ассигнования были израсходованы уже примерно в размере 400 тыс. флоринов. В ноябре герцог Савойский оценивал суммы, взятые правительством под проценты, в 3 909 тыс. флоринов и, несмотря на это, были должны еще 300 тыс. флоринов коннице, 601 380 флоринов распущенным пехотным полкам, 766 240 флоринов милицейским отрядам, 620 300 флоринов пограничным гарнизонам, не считая 721 200 флоринов, необходимых для содержания этих гарнизонов, 208 тыс. для крепостных работ и 36 800 флоринов на артиллерию[15].

От антверпенских банкиров, средства которых были исчерпаны и кредит поколеблен, нельзя было требовать новых сумм для покрытия подобного дефицита и для ведения войны. Оставался только один способ: созвать генеральные штаты, изложить им, какая опасность угрожает стране, и попросить их о помощи. 1 марта 1556 «г. генеральные штаты были созваны в Брюсселе, а 12 марта правительство внесло предложение о взимании 1 % с доходов по недвижимым имуществам и 2 % от продажи товаров.