Ницше - [190]
Ницше отнюдь не отказывал массе в праве иметь свою истину, свою веру, свое право. Ведь народ, масса — предпосылка культуры, подпочва развития. Без народных масс невозможно существование элиты. Из них она возникает, благодаря их труду существует. Поэтому лучшие должны делать все от них зависящее, чтобы массы были счастливы. Они должны творить их веру, их иллюзии, их благополучие. Да, у массы отсутствует воля, уверенность в себе, ответственность, способность ставить себе цели, но именно всё это — функции элиты, активной силы, тех избранников, которые указанными качествами обладают.
Незадолго до погружения в мрак Ницше прочитал законы Ману об иерархическом устройстве общества и был потрясен их совпадением с собственными построениями. То, что современное общество прятало от себя, — повсеместную стратификацию, иерархичность — лежит в основе любого социального устройства. Иерархия — основа нравственного и любого иного порядка. Отрицая иерархическую природу общества, отрицают — жизнь. Фактически то, что Ницше ставят в вину наши — реалистичность в подходе к социальному упорядочению, — является основой современной теории элит.
Ницше действительно много писал о неравенстве людей, но разве не неравенством питаются жизнь, развитие, эволюция? Разве различие в способностях, жизненности, умении, силе — не Богом данная реальность? Ницше говорил, что люди «стремятся к будущему по тысяче мостов и тропинок» («а не маршируют стройными колоннами под общими лозунгами, как это было в истории некоторых народов», — добавляет комментатор).
Культура — не обязательно эволюция: XX век дал нам жуткие примеры бросков в неолит. Нацизм и коммунизм показали правоту Ницше — возможность движения вспять. Хотя исторический опыт свидетельствует о способности человечества выходить из кризисов, зигзаги не ведут к обязательному «торжеству человечности». «Может быть, — замечает Ницше, — все человечество есть лишь одна ограниченная во времени фаза в развитии определенного животного вида — так что человек возник из обезьяны и снова станет обезьяной». Человек все еще не доказал, что Личность взяла верх над стадом окончательно и бесповоротно.
Культура иерархична. Без стратификации, неравенства, квантования воли к могуществу невозможно движение: «Более высокая культура сможет возникнуть лишь там, где существуют две различные общественные касты: каста работающих и каста праздных, способных к истинному досугу; или, выражаясь сильнее: каста принудительного труда и каста свободного труда». Выражаясь еще сильнее, нужно перейти от двух каст к их иерархии, одновременно заменив «работу» и «праздность» всеми состояниями между ними.
Ницше подразумевает, что реальна только выстраданная культура великих людей, культура масс — сборная солянка, только и способная породить «последнего человека», «презреннейшего человека, который уже не сможет презирать себя», который все делает мелким, фальшивым, неукорененным. Массы — то же стадо, прикрывающееся «культурой», хаосом правил и идеалов, прихваченных по случаю и также случайно используемых.
Все времена и народы, разноцветные, смотрят из-под покровов ваших: все обычаи и верования говорят беспорядочно в жестах ваших. Если бы кто совлек с вас одеяния и покровы, краски и жесты: у него осталось бы ровно столько, чтобы пугать птиц.
Ницше не был знаком с марксизмом, но, как и Киркегор, нутром чуял страшную для жизни опасность «торжества масс». Мещанское отребье, сброд, человек массы, никто — всё это сливалось в его сознании, вызывая приступ мигрени и тошноту.
«Некрасивой и нефилософской массе никогда не льстили так, как теперь, когда на ее лысую голову возложили венок гения» — так реагировал автор «Заратустры» на «самый передовой класс».
Тяготея к мифологии, видя в ней главный источник культуры, Ницше отказывал мифу в праве на «народность». За каждым великим мифом стоит свой Гомер, за каждым Гомером — свой Зоил, взывающий отобрать у одного и разделить между всеми… Равным образом Ницше отказывал массе в праве быть «носительницей и рычагом так называемой всемирной истории», вообще не допускал мысли о возможности «творческой массы».
Личность Ницше предпочитал народу, индивид — роду. Индивид не должен руководствоваться интересами рода в ущерб личным интересам. Высший вид служения народу — полнота самореализации личности. «Народ — это зачарованный круг природы для сотворения шести или семи великих людей». Ницше вполне разделяет мысль Шопенгауэра о «великих отдельных личностях», ради которых существует «фабричное производство» природы. Ибо в гении человечество имеет не только своего воспитателя, вождя и глашатая, но и свою истинную исключительную цель.
Цель человечества не в конечных результатах, а только в высших индивидуальностях, которых оно создает из своей среды.
Один великан перекликается с другим через пустынные промежутки времени и, не взирая на своевольных, шумящих карликов, которые копошатся у ног их, продолжают они свою величавую беседу.
Человеку-массе Ницше противопоставляет гения, «взрывчатое вещество, в котором накоплен чудовищный запас силы». Гений всегда ориентировав на невозможное, титаническое, он меньше всего сын своего времени, он всегда дистанцирован от своей эпохи и поэтому ею отвергаем. «Гений — это возвратившееся в настоящее ушедшее в прошлое время, эпоха более древняя, сильная, чем настоящее, он — воплощенная в поступке вечность, amor fati, он — необходимость, а его эпоха — случайность, поэтому гений и царствует над миром».
Если писать историю как историю культуры духа человеческого, то XX век должен получить имя Джойса — Гомера, Данте, Шекспира, Достоевского нашего времени. Элиот сравнивал его "Улисса" с "Войной и миром", но "Улисс" — это и "Одиссея", и "Божественная комедия", и "Гамлет", и "Братья Карамазовы" современности. Подобно тому как Джойс впитал человеческую культуру прошлого, так и культура XX века несет на себе отпечаток его гения. Не подозревая того, мы сегодня говорим, думаем, рефлексируем, фантазируем, мечтаем по Джойсу.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В своей новой книге «Непризнанные гении» Игорь Гарин рассказывает о нелегкой, часто трагической судьбе гениев, признание к которым пришло только после смерти или, в лучшем случае, в конце жизни. При этом автор подробно останавливается на вопросе о природе гениальности, анализируя многие из существующих на сегодня теорий, объясняющих эту самую гениальность, начиная с теории генетической предрасположенности и заканчивая теориями, объясняющими гениальность психическими или физиологическими отклонениями, например, наличием синдрома Морфана (он имелся у Паганини, Линкольна, де Голля), гипоманиакальной депрессии (Шуман, Хемингуэй, Рузвельт, Черчилль) или сексуальных девиаций (Чайковский, Уайльд, Кокто и др.)
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Что такое событие?» — этот вопрос не так прост, каким кажется. Событие есть то, что «случается», что нельзя спланировать, предсказать, заранее оценить; то, что не укладывается в голову, застает врасплох, сколько ни готовься к нему. Событие является своего рода революцией, разрывающей историю, будь то история страны, история частной жизни или же история смысла. Событие не есть «что-то» определенное, оно не укладывается в категории времени, места, возможности, и тем важнее понять, что же это такое. Тема «события» становится одной из центральных тем в континентальной философии XX–XXI века, века, столь богатого событиями. Книга «Авантюра времени» одного из ведущих современных французских философов-феноменологов Клода Романо — своеобразное введение в его философию, которую сам автор называет «феноменологией события».
В книге, название которой заимствовано у Аристотеля, представлен оригинальный анализ фигуры животного в философской традиции. Животность и феномены, к ней приравненные или с ней соприкасающиеся (такие, например, как бедность или безумие), служат в нашей культуре своего рода двойником или негативной моделью, сравнивая себя с которой человек определяет свою природу и сущность. Перед нами опыт не столько даже философской зоологии, сколько философской антропологии, отличающейся от классических антропологических и по умолчанию антропоцентричных учений тем, что обращается не к центру, в который помещает себя человек, уверенный в собственной исключительности, но к периферии и границам человеческого.
Опубликовано в журнале: «Звезда» 2017, №11 Михаил Эпштейн Эти размышления не претендуют на какую-либо научную строгость. Они субъективны, как и сама мораль, которая есть область не только личного долженствования, но и возмущенной совести. Эти заметки и продиктованы вопрошанием и недоумением по поводу таких казусов, когда морально ясные критерии добра и зла оказываются размытыми или даже перевернутыми.
Книга содержит три тома: «I — Материализм и диалектический метод», «II — Исторический материализм» и «III — Теория познания».Даёт неплохой базовый курс марксистской философии. Особенно интересена тем, что написана для иностранного, т. е. живущего в капиталистическом обществе читателя — тем самым является незаменимым на сегодняшний день пособием и для российского читателя.Источник книги находится по адресу https://priboy.online/dists/58b3315d4df2bf2eab5030f3Книга ёфицирована. О найденных ошибках, опечатках и прочие замечания сообщайте на [email protected].
Эстетика в кризисе. И потому особо нуждается в самопознании. В чем специфика эстетики как науки? В чем причина ее современного кризиса? Какова его предыстория? И какой возможен выход из него? На эти вопросы и пытается ответить данная работа доктора философских наук, профессора И.В.Малышева, ориентированная на специалистов: эстетиков, философов, культурологов.