Ницше - [188]

Аристократ, «высший человек» — счастливый случай природы, выдающаяся флуктуация. Все остальные — только фон, статистические единицы, почва…

Оставим в покое набивших оскомину «рабов» и «господ» — попробуем понять, что скрывается за символикой ницшеанской стратификации. В основе социологии «белокурой бестии» лежат идеи иерархии и квантования воли к могуществу. Равенство — «величайшая ложь», люди рождаются разными и отношения между ними строятся на основе господства и подчинения. Без этого невозможны государство, культура, общественная жизнь. Дело не в отношении «господина» и «раба», но в необходимости разности потенциалов, определяющей величину потока жизни. Культура движется не «народными массами», но творцами высших человеческих ценностей, огромной творческой силой выдающихся личностей. Не они существуют для общества, но движение общества возможно в той мере, в какой оно способно воспринимать идеи «высших» людей. Аристократизм, элитарность, меритократия делают общество сильным и могущественным, равенство — упадочным.

Как Киркегор и Ле Бон, Ницше восстает против «четвертого человека» (по классификации А. Вебера), борется с духовным обнищанием человека-массы, отвергает манипулируемого индивида, не имеющего внутреннего содержания.

Продумывая причины собственного изгойства, отверженности, одиночества, Ницше пришел к заключению, что на смену аристократических веков пришло время «среднего человека», филистера, ничтожества. Раньше чернь знала свое место, теперь пришло ее время: мир стал прислушиваться к голосам ее защитников, а сама она почувствовала себя солью земли. Ныне филистер, человек массы уже начинает навязывать обществу свои вкусы, издавать газеты, кичиться своим патриотизмом и шовинизмом. То, что великим людям дается ценой величайших страданий, для черни становится массовой культурой, предметом ущербной критики или «потребой».

Недостатком современного общества Ницше считал торжество «среднего». Общественные институты, общественная мораль, общественное сознание способствуют выживанию не наилучших, а посредственных, наиболее приспособленных к «стадному сознанию». Это тормозит развитие как самого человека, так и общества.

Человечество не представляет собой развития к лучшему, или к сильнейшему, или к высшему, как в это до сих пор верят. «Прогресс» есть лишь современная идея, иначе говоря, фальшивая идея. Теперешний европеец по своей ценности глубоко ниже европейца эпохи Возрождения, поступательное развитие решительно не представляет собою какой-либо необходимости повышения, усиления.

Для характеристики триумфа «рабской морали», победы слабых над сильными, человека массового над человеком выдающимся Ницше переиначивает понятие «декаданс». Декадент у него не представитель «искусства для искусства», но пассионарий, жертва неукорененности и чувствительности, человек без основы, стремящийся избавиться от страданий дурманом утопии или социализма. В мстительной злобе декадент становится анархистом, бунтарем, разрушителем общества. Декаданс, упадничество — это утопия ликвидации социального неравенства, жизненной иерархии, правды жизни как таковой:

Позор для всех социалистических систематиков, что они думают, будто возможны условия и общественные установления, при которых не будут больше расти пороки, болезни, проституция, нужда.

Принципы новой жизни не должны выстраиваться на песке без учета реальных человеческих качеств и суровых реалий: «Нужно жизнь устроить, имея в виду несомненное, доказанное, а не как прежде — далекое, неопределенное, туманное».

Масса, чернь для Ницше — это рабская компонента человеческого, рабское сознание и стадный инстинкт. «Песок человечества» — огромные человеческие массы, лишенные воли и свободы, жаждущие отдать себя власти, небрежные в отношении самих себя.

Наряду с индивидуальным подпольем, существует еще более опасное — массовое, мощные деструктивные силы человеческих толп, почти не подчиняющиеся контролю человеческого разума. Ницше, Ле Бон, Гартман, Фрейд обнаружили, что действия толп почти неконтролируемы, их внушаемость безгранична, а разум подавлен.

Масса импульсивна, изменчива и возбудима. Ею почти исключительно руководит бессознательное. Импульсы, которым повинуется масса, могут быть, смотря по обстоятельствам, благородными или жестокими, героическими или трусливыми, но во всех случаях они столь повелительны, что не дают проявляться не только личному интересу, но даже инстинкту самосохранения. Ничто у нее не бывает преднамеренным. Если она и страстно желает чего-нибудь, то всегда ненадолго, она неспособна к постоянству воли. Она не выносит отсрочки между желанием и осуществлением желаемого. Она чувствует себя всемогущей, у индивида в массе исчезает понятие невозможного.

Масса легковерна и чрезвычайно легко поддается влиянию, она некритична, неправдоподобного для нее не существует… Чувства массы всегда весьма просты и весьма гиперболичны. Она, таким образом, не знает ни сомнений, ни неуверенности.

Масса немедленно доходит до крайности, высказанное подозрение сразу же превращается у нее в непоколебимую уверенность, зерно антипатии — в дикую ненависть.