Ничего, кроме правды - [6]

Это открытие потрясло меня. Я еще больше возненавидел фашистов, которые его убили.

Несколько раз я пытался узнать подробности его гибели, но мама всегда отвечала одно и тоже: подрастешь – узнаешь. Я хотел поскорей вырасти, и в моей голове рождались невероятные и трагические образы: я видел его в самолете, идущем на таран, и в горящем танке, почти физически ощущая на своем теле языки пламени.

Я чувствовал себя сыном героя и не обижался, когда соседи обзывали меня байстрюком. Глупые люди, думал я, что они понимают в жизни.

Мои рассказы про отца поражали воображение сверстников. Казалось, они даже немного завидовали мне.

Я начал взахлеб смотреть все военные фильмы и в каждом герое видел отца, пока не понял, что мама говорила неправду.

Я не стал ее больше расспрашивать, а решил серьезно поговорить с дядей Абрашей. Но и он отказался раскрыть секрет, все время увиливал, меняя тему и, хотя я несколько раз возвращался к этому вопросу, дядя Абраша был непреклонен.

Тогда я понял – за моим появлением на свет стоит страшная тайна.

Я заподозрил, что мой отец жив, но где он и почему, почему он никогда мне не написал, неужели он меня не любит?!

Я долго над этим думал и, только посмотрев замечательную кинокартину «Подвиг разведчика», догадался – мой папа–русский шпион и живет где-то за границей в стане врагов, под чужим именем, выполняя задание Родины.

В ту ночь я долго вертелся в кровати, представляя, как он крадется по чужому злому городу, как он пробирается в штаб врагов и выкрадывает важные, секретные документы. Да, таким отцом можно было гордиться.

Я научился незаметно подкрадываться и, пугая соседей, без промаха стрелял из деревянного пистолета, который выменял у Леньки Радьковича, стараясь во всем походить на отца, а когда мы играли в шпионов, я ни разу, даже под пытками, не выдал военную тайну.

Так продолжалось несколько лет, пока на экраны не вышел американский фильм «Великолепная семерка».

В один день в универмаге были проданы все шляпы.

Гомель сошел с ума, и я в том числе.

По улицам ходили ковбои, они передвигались медленно, как во сне, широко расставляя ноги, готовые в любую секунду выхватить воображаемые револьверы. Многие побрили головы и говорили не меняя выражения лиц, точно как Крисс, а я, одев Абрашину ста рую панаму с лихо загнутыми полями, с утра до вечера упражнялся в метании кухонного ножа.

Я посмотрел «Великолепную семерку» 28 раз! Даже во сне я видел своих героев. Тогда я наверное и забыл об отце, он отошел далеко, на второй план, и сам факт его существования перестал меня интересовать. Кто он такой, в конце концов! Правда, иногда мне думалось, что мой папа – Юл Бриннер, но уж слишком он был лысый, чтобы я мог поверить в это окончательно.

Когда мне исполнилось 13 лет, дядя Абраша подарил мне замечательный велосипед. Это был лучший подарок в моей жизни. Мы сидели за столом и ели наполеон с вишневым компотом, а потом он отозвал меня в кухню и с заговорщицким видом протянул мне два билета в кино. «Мы завтра пойдем смотреть один очень интересный фильм, – сказал он, – А потом нам предстоит серьезный мужской разговор».

Сгорая от любопытства, я с трудом дождался, пока дядя Абраша придет с работы.

Картина называлась «Парижские тайны». Все билеты были давно проданы, люди толпились у кинотеатра, надеясь на чудо, но в этот день для них чуда не было.

Фильм был такой потрясающий, что я очнулся только на улице. Он целиком занял мое воображение, особенно хорош был Жан Маре. Какой это был удивительный человек, мужественный, ловкий, красивый и к тому же очень добрый.

Когда мы вышли из кинотеатра, я сразу собрался бежать домой, чтобы поскорее рассказать фильм моему другу Леньке, но Абраша остановил меня: «Ты забыл Боря, что мы должны с тобой поговорить». Мы присели на скамейку в пионерском садике, хотя я никак не мог понять, о чем можно говорить после такого удивительного фильма.

Абраша немного посидел, как бы собираясь с мыслями, а потом торжественно произнес: «Сегодня Боря, ты видел своего отца, – и после короткой паузы добавил, – твой папа – Жан Маре!!!»

Я знал, что Абраша выдумщик, но такого странного заявления я не ожидал даже от него. Вначале я хотел высмеять дядю Абрашу, но потом я вспомнил новый велосипед, билеты в кино, мороженое, и решил сделать вид, что я ему поверил. И он рассказал мне такую историю.

В 1949 году группа французских кинематографистов приехала в Минск. Они собирались снимать фильм по сценарию какого-то Жана Кокто о французских летчиках, которые воевали в составе эскадрильи Нормандия-Неман на территории Белоруссии. В составе группы был тогда еще неизвестный советским зрителям Жан Маре.

Кинематографистов возили по местам боев, они фотографировали, делали заметки, а через два дня их привезли в дом отдыха Ченки под Гомелем, чтобы они отдохнули и набрались сил. И случилось так, что их переводчица заболела ангиной и потеряла голос, а без нее они не могли продолжать работу. И тогда в доме отдыха объявили по радио, чтобы все, кто владеет французским языком пришли в клуб. Но пришла только моя мама и еще один шутник, который думал, что они имеют в виду идиш, потому что евреев иногда называли французами. Мама изучала французский в институте, и могла не только читать и говорить, а даже знала наизусть несколько стихотворений Вольтера.