Ничего интересного - [2]

Мы с Мэдисон познакомились в частной школе для девочек, скрытой в горах вдали от цивилизации. Лет сто назад, а может, и раньше все мужчины, сумевшие заработать достаточно денег на этой чрезвычайно скудной земле, решили, что им позарез нужна школа, которая подготовит их дочерей к будущему замужеству с другими богатыми мужчинами и поможет подняться по лестнице столь высоко, чтобы никто и не вспомнил, что когда-то их семьи нельзя было назвать исключительными. Эти мужчины пригласили в Теннесси какого-то британца, и тот устроил там школу для принцесс, и вскоре другие богачи из других скудных земель прослышали о ней и отправили туда своих дочерей. Еще через какое-то время до богачей из настоящих городов типа Нью-Йорка и Чикаго тоже начали доходить слухи об этой школе, и уже они принялись посылать туда дочерей. А такая золотая жила, если на нее напасть, не иссякает столетиями.

Я выросла в долине под этими горами, в бедности, но такой, что выход из нее все-таки виднелся. Я жила с матерью и чередой ее сожителей; отец то ли умер, то ли испарился. Мама отвечала на расспросы о нем очень смутно, я не видела ни одной фотографии. Казалось, как будто один из греческих богов принял облик коня и оплодотворил мою мать, после чего вернулся домой на Олимп. Но вероятнее всего, он просто был извращенцем из одного из богатых домов, в которых она убирала. А может, это был кто-то из нашего муниципалитета, и я видела его всю жизнь, не подозревая об этом. Но я предпочитала думать, что он мертв и просто не способен вытащить меня из моей несчастливой жизни.

Подготовительная школа для девочек «Железные горы» ежегодно предлагала одну-две стипендии для подающих большие надежды девочек из долины. А я, хотя сегодня в это сложно поверить, подавала ну просто охрененно большие надежды. Детство я провела стиснув зубы и круша все на своем пути во имя совершенства. Я научилась читать в три года, сопоставляя буквы в книгах сказок, к которым прилагались аудиокассеты, со словами, которые рассказчик произносил из крошечных динамиков. Когда мне было восемь, мама назначила меня контролировать наши финансы, и я планировала еженедельный бюджет из денег, конверты с которыми она вечерами приносила домой. Я училась на отлично. Сначала это было исключительно стремление к превосходству, как будто я подозревала в себе супергероя и просто проверяла свои способности. Но когда учителя начали упоминать при мне «Железные горы» и стипендию, я перенаправила свои усилия. Я не знала, что школа была, по сути, ленточкой, которая украшала богатеньких девочек по дороге к предопределенному будущему. Я представляла ее себе манежем амазонок. Я доводила соперников до слез на олимпиадах. Я плагиатила научные статьи, упрощая их до тех пор, пока не получалось выжать победу на региональных научных выставках. Я зазубривала стихи о Гарлеме и коряво пересказывала их любовникам матери, которым, полагаю, я виделась каким-то странным, инакоговорящим демоном. Я играла за защитника в мальчишеской команде по баскетболу, потому что команды девочек не было. Я нравилась жителям нашего города: и беднякам, и среднему классу — особенно его верхушке, — как будто на мой счет они все сошлись во мнении: я являла собой идеального представителя нашего маленького захудалого городка. Мне не суждено было величие, это я знала, но начинала понимать, как вырвать его из рук тех, кто по глупости ослаблял хватку.

Я получила стипендию, а учителя даже собрали мне деньги на учебники и еду, потому что мама изначально категорически заявила, что ничего из этого позволить себе не может. Когда настало время ехать в школу, я напялила какой-то уродливый джемпер — самую приличную вещь, которая у меня нашлась, — и мама привезла меня туда вместе с моей сумкой, в которой покоились, в частности, три комплекта школьной формы, состоящей из черной юбки и белой блузки. Другие родители причаливали на БМВ и других машинах, настолько дорогих, что я даже марок таких не знала.

— Господи, ты только погляди, — донесся мамин голос сквозь тяжелый металл из радио. Она вертела в руках незажженную сигарету — я попросила ее не курить, чтобы запах не впитался в мои волосы. — Лилиан, это сейчас прозвучит грубо, но тебе тут не место. Не потому, что они лучше тебя, просто тебе тут придется нелегко.

— Это уникальная возможность, — в который раз повторила я.

— У тебя ни фига нет, я это понимаю, — сказала мама на удивление терпеливо, мотор она до сих пор не заглушила. — У тебя ни фига нет, и я знаю, что ты хочешь большего. Но ты сейчас переходишь с ни фига на золото, а с этим справиться будет ой как нелегко. Надеюсь, у тебя получится.

Я на нее не рассердилась. Я знала, что мама меня любит, хотя, наверное, со стороны это заметить было сложно и вряд ли очевидно для других. Она хотела, чтобы у меня все получилось, по крайней мере. Но еще я понимала, что не очень ей нравлюсь. Она считала меня странной. И к тому же портила ей всю малину. Ну и ладно. Нельзя сказать, что я ее за это ненавидела. А если и ненавидела, так я ведь была подростком и ненавидела всех.

Мама нажала прикуриватель и, пока он нагревался, легонько меня обняла и поцеловала.