Ничего интересного - [3]

— Ты в любой момент можешь вернуться домой, милая, — сказала она, но я подумала, что лучше удавлюсь.

Я вышла из машины, и мама уехала. По дороге к общежитию я заметила, что остальные девочки на меня даже не глядели, и, ясное дело, не из вредности. Мне кажется, они вообще не замечали меня; их глаза с рождения были настроены распознавать значительность. Это не ко мне.

А потом я увидела в своей комнате Мэдисон, в комнате, которую нам предстояло делить. Все, что я о ней знала, было изложено в коротком письме, полученном летом. В нем сообщалось, что моей соседкой будет Мэдисон Биллингс и что родом она из Атланты, штат Джорджия. Чет, бывший мамин парень, который время от времени ошивался у нас дома, когда у мамы никого не было, увидел письмо и сказал:

— Зуб даю, она из тех Биллингсов, у которых сеть магазинов. Тоже в Атланте. Деньжищ у них, скажу я тебе…

— Откуда тебе знать, Чет? — спросила я. Чет мне нравился. Он был забавным, что лучше, чем наоборот. На руке у него красовалась татуировка Бетти Буп.

— Тут надо детали подмечать, — поведал мне Чет. Работал он грузчиком. — Знание — сила.

У Мэдисон были светлые волосы до плеч и желтое летнее платье, на котором плавали сотни маленьких золотых рыбок. Даже в шлепанцах она была высокой, как модель, и я не сомневалась, что пятки у нее охренеть какие мягкие. У нее был идеальный носик, голубые глаза и достаточно веснушек, чтобы казаться естественной, но не настолько, чтобы иметь проблемы с кожей, спасибо Господу. Вся комната пропахла жасмином. Мэдисон уже обустроилась, выбрала дальнюю от двери кровать. Увидев меня, соседка по комнате улыбнулась, как будто мы были подругами.

— Ты Лилиан? — спросила она, и мне оставалось лишь кивнуть. В своем ужасном джемпере я чувствовала себя клоуном. — Я Мэдисон, — продолжила она. — Приятно познакомиться.

Мэдисон протянула мне руку, ее ногти было накрашены нежно-розовым, как кроличий носик, лаком.

— Лилиан, — ответила я и пожала ей руку. Мне никогда раньше не приходилось пожимать руку ровесникам.

— Мне сказали, что ты тут на стипендии, — сообщила она затем, и осуждения в ее голосе не прозвучало. Кажется, Мэдисон просто хотела показать, что в курсе.

— Почему тебе об этом сообщили? — выдавила я, заливаясь краской.

— Не знаю. Но сообщили. Может, хотели убедиться, что я не буду тебя обижать.

— Ну хорошо, ладно. — Мне казалось, что я волочусь шагов на сорок-пятьдесят позади Мэдисон, и школа уже делала все, чтобы мне было сложнее ее нагнать.

— Ну, мне это неважно, — успокоила она меня. — Так даже лучше. Богатые девчонки — просто кошмар.

— А ты не богатая девчонка? — спросила я с надеждой.

— Очень богатая, — спокойно ответила Мэдисон. — Но я не похожа на других богатых девчонок. Наверное, поэтому нас и поселили вместе.

— Ну и хорошо, — проговорила я, обливаясь потом.

— Почему ты здесь? Почему решила сюда поступить?

— Не знаю. Школа же хорошая, да? — сказала я. Подобной прямолинейности я еще не встречала. Казалось бы, за такое Мэдисон могла огрести по полной, но ей все сходило с рук, потому что у нее были невероятно синие глаза, но при всем при том она, судя по всему, не шутила.

— Ну, да, наверное. Но зачем тебе это? — настойчиво продолжала она.

— А можно я сначала брошу сумку? — спросила я и поднесла руку к лицу — пот уже катился по шее.

Мэдисон осторожно взяла у меня из рук сумку и поставила ее на пол. Потом указала на мою кровать, еще не застеленную, и я на нее села. Мэдисон села рядом, ближе, чем мне хотелось бы.

— Кем ты хочешь стать? — спросила она.

— Не знаю. Господи, даже не знаю, — сказала я.

Казалось, Мэдисон сейчас меня поцелует.

— Родители хотят, чтобы я училась на отлично, потом поступила в Вандербильта[1], а после вышла замуж за какого-нибудь ректора и нарожала прекрасных малышей. Папа так и сказал: «Будет чудесно, если ты выйдешь за какого-нибудь ректора». Но я не собираюсь.

— Почему? — удивилась я. Окажись ректор красавчиком, я бы не раздумывая согласилась на ту жизнь, которую прочили Мэдисон родители.

— Я хочу власти. Я хочу быть одной из тех, кто принимает самые важные решения, тех, кому люди должны столько, что отплатить не получится никогда. Я хочу быть таким важным человеком, что, если где-то облажаюсь, меня никогда не смогут наказать.

Говоря это, она выглядела совершенно безумной; я только и думала о том, как ее поцеловать. Она тряхнула волосами так, будто этот жест был присущ ей от природы, заложен в ней эволюцией.

— Мне кажется, тебе я могу это сказать.

— Почему?

— Ты же бедная, да? Но оказалась здесь. Тебе тоже хочется власти.

— Я хочу только поступить в университет и выбраться отсюда, — возразила я, но про себя подумала, что, может, она и права. Я могла бы научиться мечтать обо всем, что она расписала. Могла бы нацелиться на власть.

— Думаю, мы с тобой подружимся, — сказала Мэдисон. — Надеюсь на это, по крайней мере.

— Боже, — ответила я, стараясь сдержать конвульсии. — Я тоже на это надеюсь.

И мы действительно, можно сказать, подружились. Ей приходилось прятать свои странности, потому что никому не нравится, когда красивые люди ведут себя не так, как положено, опускаются до уродства. А мне приходилось прятать свои странности, потому что большинство уже и так подозревало меня в излишней странности, как ученицу на стипендии. Через несколько дней после начала занятий ко мне подошла другая стипендиатка, из соседнего города, и сказала без толики злобы: «Пожалуйста, не заговаривай со мной, пока мы тут учимся», и я немедленно согласилась. Это было к лучшему.