Ни о чем не жалею - [27]

Он просидел там несколько часов, прежде чем вышедший к нему молодой врач сказал, что девочка, без сомнения, будет жить. У Габриэлы оказались сломаны три ребра и порвана барабанная перепонка; кроме того, врачи подозревали сильное сотрясение мозга. Страшная рана на ноге, которая так напугала Джона в первые минуты, ни жизни, ни здоровью Габриэлы не угрожала, хотя его и предупредили, что шрам скорее всего останется. В заключение врач выразил надежду, что через несколько дней опасность будет уже позади и мистер Харрисон сможет забрать девочку домой.

«Только не домой!» — чуть не выпалил Джон, но вовремя спохватился. Вместо этого он спросил:

— Как вы считаете, сотрясение мозга — это… серьезно?

— Зависит от того, сколько времени прошло от момента падения до поступления в больницу, — ответил молодой врач. — Во сколько это случилось?

Но Джон только покачал головой.

— Возможно, она пролежала без сознания несколько часов, — выдавил он наконец из себя. — Я нашел ее не сразу. Меня, видите ли, не было дома…

И он отвернулся, думая о том, что сказал бы врач, если бы знал правду.

— Думаю, ничего страшного не произойдет, она поправится, — поспешил успокоить его врач, заметив выражение лица Джона. — Домашняя обстановка и соответствующий уход быстро поставят ее на ноги.

И Джон скрепя сердце заверил доктора, что они с матерью сделают все возможное для девочки.

Он не хотел уходить, не увидев дочь, и ему разрешили заглянуть к ней в палату. Габриэла спала. Это несколько успокоило его, и примерно через полчаса Джон решился наконец уехать. Уже сидя в такси, он неожиданно подумал о том, что он скажет Элоизе. Джон не знал, как остановить ее, как не дать изуродовать или убить девочку.

Он хорошо понимал, что вчера Габриэлу спасло только чудо и что в следующий раз ей может не повезти. Он мучился, но решиться ни на что не мог. А лучше всего будет уйти самому, навсегда бросить Элоизу, чтобы никогда больше не видеть того, что он увидел сегодня утром.

О дочери, о том, какая судьба ее ждет, Джон почти не думал. В больнице Габриэла была в безопасности, и это было все, что он желал знать.

Двери особняка он открывал не без содрогания. Когда же обнаружилось, что Элоизы нигде нет, Джон испытал настоящее облегчение. У него словно гора с плеч свалилась. Он понятия не имел, куда она могла отправиться, но не все ли равно. Машинально поглядев на часы, Джон прошел в библиотеку и, налив себе на два пальца чистого виски, опустился в глубокое кресло у камина, раздумывая над тем, что же он все-таки скажет Элоизе, когда наконец ее увидит.

Теперь-то он знал, что Элоиза — бесчувственное животное, злобная инопланетная тварь, бездушная машина, которая способна уничтожить все, к чему ни прикоснется. Когда-то он любил ее, но сейчас воспоминание об этом вызывало в Джоне одно лишь удивление. Он не понимал, как он мог так обмануться. Неужели он и вправду думал, что Элоиза может быть ему хорошей женой и доброй матерью их детям. Теперь, во всяком случае, Джон ничего так не желал, как оказаться от нее как можно дальше.

Элоиза вернулась домой вскоре после полуночи. На ней было вечернее платье из темно-синего бархата, и, несмотря ни на что, Элоиза оставалась чертовски привлекательной женщиной — она сама это знала и пускала в ход свои чары каждый раз, когда это было необходимо. Но только не сегодня.

Увидев мужа, полулежащего на кушетке с недопитым бокалом в руке, Элоиза смерила его взглядом, исполненным ледяного презрения.

— Как любезно с твоей стороны навестить меня, — проговорила она, не скрывая своего отвращения. — А ты неплохо выглядишь, Джон… И все-таки чему я обязана удовольствием видеть тебя здесь? Что, Барбара уехала из города или просто занята с другим клиентом?

Она стояла прямо перед ним, слегка помахивая в воздухе своей изящной бисерной сумочкой, и Джон испытал сильнейшее желание заорать на нее, выплеснуть остатки виски ей в лицо. Но что бы он ни предпринял, Элоиза все равно была намного сильнее его. Он, конечно, мог ее ударить, но это до странности ничего не меняло. Рядом с Элоизой он был рохля, тряпка — плюнуть и растереть.

— Тебе известно, где сейчас наша дочь? — спросил Джон заплетающимся языком. Он уже почти опустошил стоявшую в баре бутылку виски и снова был пьян. Несмотря на это, он точно знал, что именно он хочет и должен ей сказать. Единственное, о чем Джон сожалел, это о том, что не сказал ей этого раньше, но раньше он бы не посмел. Барбара вдохнула в него мужество, вид страшных ран Габриэлы укрепил его решимость, а виски — избавило от вечной, самому ему непонятной зависимости.

— Я вижу, тебе не терпится мне это сказать, — ответила Элоиза и улыбнулась с видом кошки, только что придушившей и съевшей беспомощного птенца. — Ты ее куда-то увез? Спрятал? Выгнал?..

Теперь Джон воочию лицезрел, каким чудовищем была его жена. Но вот чего он никак не мог взять в толк, это где же были его глаза раньше. Да что тут гадать — он сам хотел быть обманутым. Джон вообразил себе, какой должна быть Элоиза, и сам же поверил в собственную выдумку. И даже сейчас он не собирался думать о последствиях этого самообмана.