«Ни кацапа, ни жида, ни ляха» - [100]
Зато подробно остановился на украинских претензиях к полякам, обусловленных их поведением, другой автор, референт пропаганды Провода ОУН-Б М. Прокоп-«Садовий О. С.». Помимо традиционного упрека полякам в отрицании права на украинское государство на западноукраинских землях он выдвинул рад новых упреков. Выражаясь современным языком, он ставил в вину полякам коллаборационизм, сотрудничество как с немецкими, так и с советскими оккупантами, которое проявлялось в массовой службе поляков на немецких административных должностях и в полиции и в помощи советским партизанам. Обвинял он поляков и в терроре против мирного украинского населения, стариков, женщин и детей, прежде всего на Холмщине. Преступлений украинских националистов на Волыни против поляков он не замечал[1350].
По мнению авторов журнала украинцы могли прийти к миру с поляками только при условии признания поляками права украинцев на собственное государство на западноукраинских землях. Однако такого признания польское правительство не дало и, учитывая укоренившийся в польской правящей элите и широких слоях населения взгляд на земли Волыни и, особенно, Галичины как на польские, вероятно, не могло дать. Поэтому борьба украинских националистов против поляков продолжилась.
Сразу после ІІІ Съезда никаких резких изменений политики по отношению к полякам не произошло. В сентябрьском указе 1943 г. главам СБ надрайонов на Волыни разъяснялось, кто принадлежал к категории врага. «За врагов украинского народа следовало считать всех коммунистов, вне зависимости от их национальности, ляхов, всех сотрудников немецкой полиции, вне зависимости от их национальности», а также украинцев, которые выступали против УПА[1351]. Позже постепенно политика стала несколько смягчаться.
В октябре 1943 г. ОУН-Б выпустила обращение, в котором отрицала свою причастность к событиям на Волыни, одновременно возлагая всю ответственность на польскую сторону, Москву и Берлин[1352]. Подобное заявление было данью польской стороне, выдвигавшей требование осуждения убийств поляков на переговорах украинского и польского подполья[1353]. Однако, как известно, обращение не остановило конфликт, да и не могло остановить, поскольку полностью противоречило практической политике ОУН-Б.
В октябре 1943 г. состоялась Краевая конференция ОУН ЗУЗ с участием краевого проводника «Пилиппа» (В. Охримовича[1354]). Если верить показаниям краевого референта СБ ОУН на ЗУЗ Г. Пришляка-«Мукушки»[1355], на конференции одним из основных вопросов был вопрос отношения к полякам. В частности, «были высказаны мнения о [не] целесообразности борьбы с польскими боевиками, так как это открывает лишний фронт для УПА и ведет к истощению сил, тогда как польские боевики настроены против Советской власти и, по сути, имеют общие задачи с ОУН»[1356]. Вероятно, Краевой провод ОУН на ЗУЗ не хотел перенесения масштабных антипольских действий в Галичину, однако вскоре это произошло, видимо, под давлением лидера ОУН Р. Шухевича и центрального Провода. Тем не менее, в Галиции местные оуновские лидеры стремились более «мягко» подходить к решению польского вопроса. В связи с этим весьма любопытным является приказ организационной референтуры Краевого провода ОУН на ЗУЗ 1/43 от 30 октября 1943 г. В нем предписывается: «Категорически остановить любые противопольские выступления и акции, которые являются отклонением от политической линии организации и не исключают, а создают против нас второстепенный фронт борьбы. Инициирование и исполнение запрещенных актов буду трактовать как саботаж и действия, направленные на провал политики ОУН, провинившихся буду карать по законам наивысшего революционного порядка. Исключения составляют спецотделы, которые в индивидуальных случаях применяют [неразборчиво: «методы»? – А.Б.] ликвидации и то только при предварительном одобрении краевого проводника»[1357]. Из этого распоряжения можно сделать несколько немаловажных выводов. Во-первых, после 30 октября 1943 г. самовольные действия против поляков в Галичине рассматривались как антионоуновская политика и теоретически подлежали суровому наказанию. Во-вторых, руководство ОУН стремилась отстранить низы ОУН от антипольской акции, сделав ее более «точечной».
В декабре 1943 глава СБ Бережанского округа начал организацию антипольской акции. За одного убитого украинца надлежало убивать 10 поляков. Массовые нападения на поляков в Галичине, как и на Волыни, должны были произойти во время пересечения фронта этих земель[1358]. В то же время украинские националисты издавали листовки, призывающие поляков «образумиться», перестать выступать против украинцев, бороться за украинские этнографические земли и начать борьбу с немцами и советами[1359].
С февраля 1944 г. возросло число нападений на поляков в Галичине. В отличие от Волыни здесь изначально нападению подвергались польские пункты самообороны[1360]. Мотыка объясняет эту разницу тем, что оуновское руководство осознало, какую опасность они представляли для успешного проведения действий ОУН и для местного украинского населения. По всей видимости, он прав, однако хотелось бы добавить еще одну причину – в отличие от Волыни, где местное руководство ОУН хотя формально и стремилось очистить земли от польских «колонистов», фактически проводило политику геноцида, во время неожиданных нападений уничтожая все польское население независимо от пола и возраста, в Галичине после вмешательства Провода ОУН задачей было не истребление польского населения, а изгнание его за Сан. Именно поэтому УПА в первую очередь здесь стремилась уничтожить военную силу противника, а не местное население.
