До этого дня мясником Конану работать не доводилось. Нет, он, конечно, сотни раз вонзал меч или саблю в туловище врага, но чтобы вот так планомерно разрубать человеческое тело на маленькие кусочки – такого еще не случалось.
Работал киммериец молча. Было у него внутреннее убеждение, что начни он расспрашивать Телиду до того, как с четвертованием трупа будет покончено, то ничего хорошего из этого не выйдет.
Вдова посла точно, что спешила поскорее разобраться с телом покойного Сатти, при этом не выказывая ни малейшего желания отвечать на вопросы. Большой беды в том, что беседе будет предшествовать труд мясника, Конан не видел: раньше или позже Телида даст все ответы.
Единственное, что смущало – это сама работа. Разделывать на куски приятелей – занятие неприятное и, пожалуй, даже в чем-то недостойное.
Рубить труп приходилось мелко. В этом Конан брал пример с Телиды. Она также не произносила не слова, но время от времени кивала киммерийцу, показывая, что тот делает все правильно.
Отделенные от тела куски они складывали в тряпичные мешки, что также находились в комнате. Когда те заполнялись, их перевязывали бечевкой и оттаскивали в сторону.
Под конец оставалось самое неприятное. Предстояло разобраться с головой тысяцкого. Этим выпало заниматься Телиде. Она несколькими ударами топора расколола череп на четыре части и закидала их в мешок. Зрелище было отвратительное.
Конан еще раз поймал себя на мысли, что на поле боя все воспринималось бы иначе.
— Вроде бы все, — заключила Телида.
Киммериец ничего не ответил, просто смотрел на вдову посла.
— Считаешь, что мне надо объясниться?
— Да.
Сотник старался говорить как можно меньше слов, понимая, что если начнет высказывать все, что думает о Телиде, остановиться ему будет очень сложно.
— Пойдем куда-нибудь, где обстановка не столь гадкая?
— Лучше останемся здесь.
— Твоя воля, сотник, — сказала Телида. Стульев в комнате не было, и она присела на край стола, на котором совсем недавно трудилась над телом Сатти. Длины фартука со спины не хватало, чтобы укрыть платье от крови, но вдова даже не заметила, что запачкала наряд. Жестом она пригласила и Конана присаживаться за «свой» стол. – Давай, не стесняйся. Есть вещи, которые лучше не слушать стоя.
Киммериец не смотря на все безумие ситуации, решил побеспокоиться об одежде. Ходить по Айодхье перепачканным кровью ему не улыбалось.
— Ничего, благочестивая, я как-нибудь так.
— Ладно, слушай, — при этих словах Телида взмахнула рукой. — Когда Сатти пришел ко мне этим утром, он был уже мертв. Что самое печальное, он не сказал ни слова о том, кто его убийца.
— Можешь считать, что пока я тебе не верю.
— Печально, Конан, очень печально. Твое доверие – эта та вещь, на которую я сейчас больше всего рассчитываю.
— Прекрати эти словесные изыски. Ты отлично понимаешь, в каком ты сейчас положении. Я помог тебе разобраться с трупом, а если уж говорить прямо и откровенно, взял на себя часть ответственности за смерть Сатти. Сделал я это лишь по той причине, что считаю, что ты сможешь помочь мне разобраться с моими проблемами, и более того – я верю, что именно так ты и поступишь. Но перед этим ты мне вразумительно объяснишь, зачем мы здесь четвертовали тысяцкого городской стражи, и только потом мы станем говорить о делах.
Закончив монолог, киммериец мысленно похвалил себя за то, что сумел удержаться от ругани и прямых оскорблений.
— Он сам попросил меня об этом.
Иного Конан и не ожидал услышать.
— Подробности, — потребовал он спокойным тоном.
— Не знаю я подробностей! — рявкнула в ответ Телида. — Я была удивлена не меньше твоего. Сегодня примерно на второй колокол, после того, как рассвело, ко мне во дворец пришел Сатти. Слуга, который сообщил мне о его визите, сказал, что тысяцкий требует, чтобы я его немедленно приняла, но в остальном его поведение выглядело абсолютно нормальным.
— Ты интересовалась его поведением? — киммериец обратил внимание на последние слова вдовы.
— Да, — зло ответила женщина. — Чтобы ты знал – у Сатти не было привычки посещать меня рано утром да еще требовать, чтобы я к нему сие же мгновение явилась.
— Ладно, я понял.
— Все нормально. Ты просто уточнил. Как, наверное, догадываешься, мешкать я не стала. Сразу же пошла к нему на встречу. Первое, что он сделал, как меня увидел, попросил, чтобы я отослала слуг и охрану. Когда они удалились, Сатти сказал, что его этой ночью убили.
— Вот так вот спокойно и сказал?
— Представь себе. Никакого волнения и в помине не было, даже голос не дрожал. Смерть его словно и не занимала. О ней он, в общем-то, больше и не говорил. Сатти интересовало то, что случится с ним после. Он попросил меня сделать так, чтобы врагам не досталось его тело.
— Врагам?
— Врагам, сотник. Наш с тобой знакомый употребил это слово, наконец, и он сыскал себе врагов.
— И кого же?
— Не сказал. Он не хотел, чтобы я знала о том, кто его убийцы. Даже стоя на пороге смерти, Сатти опасался открытого противостояния с теми, в чьи планы он залез.
— Видел для себя в этом единственную возможность отмщения? Получается, что имя, которое он не назвал, подтолкнуло бы тебя на скорые действия. По мнению Сатти, результат вышел бы и для тебя, и для него отрицательный.
