Нежный человек - [8]

В управлении народу оказалось немного, и она довольно быстро оформилась. Лысый толстый мужчина, лет пятидесяти пяти, оглядывая привычным взглядом подошедшую к его столу девушку, тонким голосом уставшего с утра человека сказал:

– Общежитие у нас – обыкновенные квартиры на трех, четырех и пять человек. А для будущих ударников труда есть на два человека. Вам разрешаю выбор сделать, вы первая пришли сегодня. Наше управление набирает, если хотите знать, Дворцова Маша Викторовна, две тысячи человек – по лимиту, а квартир у нас – на полторы, придется уплотнять, так как вы, гражданочка Мария, у нас временная. Как только бросите работу, так прописка теряет силу. Рекомендую выйти замуж.

Он, довольный своей речью, тонким голосом захихикал, подозревая в себе большие данные к остроумию.

– Мне все равно, – отвечала Мария и продолжала с неким вызовом: – Я жить буду у родной тети.

– Так, – раздувая щеки, проворчал мужчина. – Очень распрекрасно. Даю однокомнатную, только не подведи. Часто родственники ведут себя непоследовательно, обещают одно, а делают другое.

– Не знаю, – ничего не понимала Мария. – А на работу когда?

– А выходить на службу завтра, у тебя написано:

«Явиться десятого июля». Или хочется погулять? В столице впервой?

– Нет.

Мужчина приподнялся из-за стола и оказался низенького роста, с брюшком, в новом костюме, который сидел на нем, как говорится, как лопата на горохе. Короткопалые потные руки сильно и цепко хватали бумаги и подносили к глазам. Маша с любопытством рассматривала его. Заметив взгляд, он почему-то торопливо присел, достал расческу и, посетовав на непокорность шевелюры, поправил несколько действительно длинных волосков, чудом державшихся на его розовой лысине.

– Меня зовут Боря или Борис Петрович, – сообщил он голосом, не вызывающим сомнения в исключительной значимости своей особы в ее судьбе. Мария неловко усмехнулась.

– А меня вы знаете по документам, – проговорила она, несколько смущенная взглядом мужчины, его неожиданным желанием навязаться ей в друзья. Она внимательно поглядела на него, и в ее неестественно спокойных глазах он увидел удивление и стушевался, сел на свое рабочее место в удобное кресло, в котором помещался с трудом. Борис Петрович смотрел из своих полных пятидесяти пяти лет, и в такой именно вот момент на него бесшумно садилась славная птица мудрости, приводя его ум к исключительно важной мысли, что он, по существу, человек солидный, редко выпивающий, имеющий сына тридцати одного года. Возникшее в его сердце волнение вело прямой дорогой к заманчивой мысли иметь для своего сына не крикливую эгоистку-жену, какая сейчас была у того, а вот такую добрую и прекрасную девушку, которая бы звала его не грубо и официально «Борис Петрович», а ласково и воркующе нежно «папа». В этом слове ему чудилось нечто такое, что сделало бы его по-настоящему счастливым. Хотя Борис Петрович не желал слыть человеком сентиментальным, но отвязаться от такой вот слабости не имел достаточно сил.

Сладкое это чувство – мечтать. Как это ни удивительно, но мечтатели до сих пор в числе наиболее замечательных людей нашего времени, и, глядя на старания Бориса Петровича, когда он подыскивал лучшие по расположению в доме квартиры для приехавших на стройку из провинции, созванивался с комендантами общежитий, старался сверх всякой меры, нельзя было не сказать: славный человек Борис Петрович! О приезжих он заботился больше, чем о самом себе. Бывало, Борис Петрович последний рубль отдавал приехавшему из провинции новичку.

Мария хлопнула дверью, и Борис Петрович очнулся от сладостных грез.

А она тем временем остановилась в коридоре перед зеркалом, поправила юбку, причесалась и посмотрела на себя: юбка сбилась в сторону, но сидела хорошо, а вот туфли слегка запылились. На улице задумалась над тем, что же делать сегодня: отправиться на работу или подождать? Решила, что нужно позвонить Аленке Топорковой; с радостью услышала в телефонной трубке ее голос. Мария свою подругу очень уважала за ум, за то, что Аленка, не получая никакой помощи от родителей и отказываясь от нее, сумела закончить институт, остаться в Москве, правда, впоследствии с мужем пути у нее разошлись – с кем это в наше время не случается! – но у нее славная работа, отдельная квартира, и, когда Аленка Топоркова приезжала в Поворино, все девчата приходили смотреть на ее модные наряды, качали завистливо головами и удивлялись ее платьям, кофтам, юбкам, джинсам, батникам, а особенно поражало их белье и украшения. Но у кого и где можно увидеть платье с двадцатью пятью молниями или с пятьюдесятью семью пуговицами? Маша тут же поехала к подруге в Измайлово на 14-ю Парковую улицу.

Топоркова отворила дверь своей однокомнатной квартирки на втором этаже, обняла и поцеловала подругу, провела в комнату. Квартира была небольшой, а по справедливости если – маленькой, или, говоря языком Топорковой, «крохотулька», с окном на проезжую часть, с крохотной кухонькой, такой же ванной и туалетом. Но ведь это же отдельная квартира! Доподлинно известно даже последнему человеку на всем Европейском континенте, что лучше иметь маленькую отдельную квартирку, чем большую комнату в необъятной коммунальной квартире. Квартирка выглядела как игрушка. В прихожей всю стену занимал трельяж, всякий свободный кусочек стен был обклеен иллюстрациями из иностранных журналов, на которых изображены мужчины в пляжном виде, упитанные женщины с розовой холеной кожей. Все картинки подобраны со вкусом, приятно на все это смотреть в первый раз.