Нежная спираль - [53]

Но потихоньку-полегоньку мысль отодвигает эту картину на задний план, окутывает ее дымом или туманом, и я снова вижу плывущие на юг вереницы облаков. Я снова в парке, в воздухе жужжат пчелы, разносится птичий гомон и шум падающей воды. Этот шум производят бронзовые лягушки — они уселись кружком в центре пруда с лилиями и непрерывно выталкивают из себя водяные струи. Над головами их кружит стрекоза, застывает в воздухе, ждет, не появится ли рядом со струями или над белыми цветами лилий какая мошка, тут же атакует ее, исчезает, а вскоре я снова вижу ее над мокрыми спинами бронзовых лягушек. Здесь редко встретишь стрекозу, откуда только взялась она в софийском парке?.. Я не останавливаюсь у пруда, иду дальше своей дорогой. Смотрю — среди деревьев бродят по траве трое ребятишек, две девочки и мальчик, он самый младший. У старшей девочки в руках плетеная корзинка, прикрытая сверху серой тряпкой. Я вижу детей только со спины. Они медленно бредут по траве, то сходятся, то снова расходятся и смотрят себе под ноги. Больше всего они напоминают грибников, грибники вот так же бредут, когда собирают грибы. Но здесь, в Парке свободы, грибов нет. Я подумал, что дети потеряли что-то и теперь ищут.

Однако долго искать им не пришлось, потому что с противоположной стороны послышался предупредительный свист и далеко не ласковый мужской голос: „Вы что траву топчете, разбойники? Не видите, всюду вон какими буквами написано, что по траве ходить воспрещается? Или вам это не указ?“ Дети повернули и между деревьями направились ко мне. Старшая девочка, с корзинкой, шла посередине, по одну сторону шла вторая девочка, по другую — спотыкался мальчонка. Одной рукой он держался за ручку корзины. Серая тряпка соскользнула и упала, старшая девочка подняла ее и снова старательно прикрыла корзинку. В это время послышался второй мужской голос, отвечавший первому: „Да здесь хоть проволочные заграждения ставь, все равно на траву полезут! Городское хулиганье, их разве словом прошибешь? Когда ни посмотришь, один разгуливает, другой собаку пустил на траве гадить, третьему приспичило мяч по траве гонять! Разве что коровы я еще здесь не видел, но если увижу, что корова пасется, тоже не удивлюсь! Да это же не парк, это прямо казино какое-то!“

Тот мужчина, который свистел в свисток и первым крикнул детям, чтоб они не топтали траву, возразил своему собеседнику, что корову сюда никто не пригонит. Скорее уж лошадь, а корову — ни за что!

Я остановился и наблюдал за детьми. Они подходили все ближе ко мне, о чем-то оживленно, но тихо разговаривая, и меня не видели. Мне казалось, что все их внимание сосредоточено на корзинке, покрытой серой тряпкой. Заметили они меня, только когда вышли на аллею. Я остановил их и спросил, как нам быть со сторожем и с тем другим дядей, который не удивится, если увидит в парке корову. Ребятишки засмеялись. У младшей девочки на зубах было проволочное приспособление для выравнивания одного зубика, норовившего удрать от остальных. У мальчонки были сильные очки, от этого глаза из-за стекол смотрели, как у взрослого. Старшая девочка поправила серую тряпку на корзине и сказала: „Дядя, мы не топчем траву!“ Мальчик добавил: „Мы птенцов собираем!“ Я удивился — как это так, собирать в траве птенцов. Девочка с проволочным приспособлением на зубах вмешалась и пояснила: „Упавших птенцов!“ „А упавшие птенцы откуда берутся?“ — спросил я, чувствуя, что постепенно теряю почву под ногами. Тогда вперед вышла старшая девочка с корзинкой и объяснила, что когда дует ветер, он очень сильно раскачивает деревья, а вместе с деревьями очень сильно раскачивает гнезда разных птиц. Сейчас птицы вывели птенцов, и когда ветер раскачивает гнезда, какой-нибудь птенец, воробышек какой-нибудь, может выпасть из гнезда на траву. Их мамы ведь не сидят все время с птенцами, они добывают им пищу, и птенцы как раз тут и вываливаются из гнезда. А птенец, если упадет в траву, обратно уже не может забраться. Поэтому они бродят по траве и ищут птенцов.

Я думал, что они еще ни одного птенца не нашли, но на всякий случай спросил. „Нашли, нашли!“ — заговорили они наперебой, старшая девочка приподняла серую тряпку, и на дне корзинки я увидел, к своему удивлению, двух неказистых птенцов, наполовину голых, наполовину покрытых сероватым пухом. Как только на них упал свет, они тут же подняли головки и, беспомощно пища, широко раскрыли клювики. Жизнь в этих тельцах показалась мне такой хрупкой, что, казалось, она может угаснуть у меня на глазах. „Закройте их! — сказал я детям. — Они думают, что свет — это их мать, потому и раскрывают клювики. Голодные, пищи ждут!“

Дети закутали корзинку серой тряпкой, птенцы на дне умолкли.

Замолчали и мы.

Потом я спросил: „Ну, а что же дальше?“ Старшая девочка сказала: „Как найдем гнездо, переложим их в гнездышко. Птичка ведь будет о них заботиться?“

„Непременно!“ — сказал я детям и пошел по аллее, приближаясь к сторожам, которые продолжали убеждать друг друга, что этот парк — никакой и не парк и что траву здесь надо сторожить с дубиной в руках… Облака все так же тянулись на юг, далекие и чужие…