Нежданно-негаданно - [74]

— Что там написано? — спросила Нинка.

— Пишет, что нам это.

— Какая все-таки у нас была тетя! Это ведь богатство, Леня. Вот денежек получим!

— Была! — передразнил зло Леонид. — Не мы еще с тобой хозяева. Может, тетя еще и выздоровеет.

— Да не выжить ей, Леня. Старенькая.

Леонида взорвало.

— Чего ты ей смерть пророчишь ради этих монет.

…Сначала, как нашли монеты, Леонид мысленно обозвал тетку скопидомкой. Кроме телогрейки, ничего не нашивала. Хотел пальто купить — отказалась. Денежки, говорит, тратить «неча» зря. В питании себя урезала. Ну, своей пенсии, его денег жалела… а это золото! Сдала бы его и жила как человек. Вот оно скряжничество.

Но потом пришло другое.

А если бы у него были золотые монеты — берег бы он их для кого? Да он для себя бы их потратил, для собственного благополучия. Ему больше от жизни надо…

А она вот сберегала, для него.

И эта Нинка, которую он так жалел, как увидела золото, и глаза заблестели, смерти теткиной рада скорее. Исчез человек за монетами. Она вот, тетушка, угадывала в ней эту алчность, а он не видел. Значит, мудрее она была, тетушка-то.

А его она тоже за невинного считала, говорит: «Все любовь какую-то ищет…» Да он и сам не знает, сможет ли полюбить по-настоящему, ведь не одну женщину перешагнул. Не знает ведь этого о нем Федора. Почему это так? Он и сам не знает. Так кто же из них нравственно выше, честнее? Да она, Федора.

Потом он спохватился: тетке, наверное, уже делают операцию, а они тут с золотом. Ехать туда, к ней, скорее!

Нинка, видя, что Леонид засобирался, спросила:

— К тетушке? — После кивка Леонида сказала: — Я тоже поеду, то даже и от людей неудобно дома находиться-то.

«От людей неудобно!» Леонид хотел ругнуться как следует, но подумал, что ничего это не изменит. Такая она, видно, уже есть.

Пока тряслись на попутной до райцентра, Нинка обдумывала создавшееся положение. Если тетка умрет… Они поделят с Леонидом денежки, и она «вольный казак». Денег-то, наверное, хватит, пока учиться будет, да еще и останется. Она точно узнает в городе, почем грамм золота, ее не обманешь. Нинка тоже «не лыком шита», ловко надувала старуху насчет болезни-то. Федора сразу отступилась. Ходила старуха наговаривать да пить ей давала, а она воду-то за окошко выплескивала. Нинка не забыла, как Федора с матерью ее цапались. Она ей этого никогда не простит. Ну сейчас, наверное, уж развяжутся руки. Да она бы и раньше уехала, ни на кого не посмотрела, да не успела повторить все, побоялась рисковать, не больно хорошо в школу-то возвращаться, когда не сдашь. А сейчас Леонид ее вытянет, поможет.

Ладно, мать научила ее жить-то «себе на уме», не быть простофилей. Как придет пьяный Максим, уснет, она вытащит у него денежки, а утром плачет, что он напился и не принес получку-то. «Так и голову потеряешь пьяный-то», — помнит она слова матери. Но хитрить тоже осторожно надо, уметь. Раз прикинулся шибко пьяным Максим, а мать и вынула у него деньги. Ладно, тогда Леня прибежал, спас, ружье наставил… Воспоминания оборвались. Нинка вообразила уже, как она будет похаживать в городе во всем новеньком, с иголочки, по последней моде…

Машина резко остановилась и оборвала Нинкино воображение.

Федоры в живых уже не было: умерла она по дороге.

— За плохим мы не разглядели в ней и хорошее, — задумчиво и как-то растерянно произнес Леонид.

«Только и знала, что дояркой меня посылала вкалывать», — подумала Нинка, достала платок и начала «от людей» вытирать им глаза.

Дорога

I

Уже март… Хоть весной-то, может, и через месяц только пахнуть начнет, а все равно торопиться с дорогой надо. Кончать. К середине апреля успеть бы.

А там речки вскроются, болота, затянуться может…

Эти мысли волновали сейчас Юрия Грачева.

С утра вьюжило, а после обеда выкарабкалось из-за снежных туч солнце и осветило ельник, улочку, односторонку времянок, дым из которых тянулся к небу, блеснуло на термометре, повешенном на березе, где красная ниточка к сорока подбиралась.

За улочкой, у края ельника, столпились бульдозеры, экскаваторы, тракторы, МАЗы.

Грачев нервничал. Опять срыв работы… Опять суглинистые грунты, непригодные для отсыпки полотна. А где песчаные? Чем думали проектировщики, изыскатели…

В нем накипало это недовольство к изыскателям и переходило в злобу. «А сверху: «План, план давай!» Дайте мне пригодные грунты… И я дам план… Дам! Скоро ли подъедет Коряков?»

Он ждал начальника оперативной группы управления, который должен возглавить поиски дополнительных карьеров. И во что бы то ни стало хотел уговорить его немедля лететь на трехсотый километр, где, по рассказам местного охотника, есть песчаные холмы.

Юрий верил. За пять лет стройки его ни разу не обманули местные жители и по их подсказкам они не раз выходили, казалось, из безвыходных положений.

Вскоре из-за леса выскочил «газик», подкатил к времянке и резко затормозил, проехав даже юзом.

Из машины — в полушубке, в унтах, в меховой шапке с опущенными ушами вывалился Коряков, пробасил:

— Стоим, Юрий Петрович?

— Не по своей вине, — хмуро ответил Грачев.

Коряков подошел, шустро снял меховую рукавицу, пожал Юрию руку, промолвил:

— Искать станем, Юрий Петрович, искать!