Нежданно-негаданно - [6]
Я пошёл в дом за мукой и там ужасно расстроился. Ни в чемодане, ни в рюкзаке не было бутылки с жидкостью доктора X. П. Значит, в суматохе я забыл взять её с подоконника. Пропала последняя надежда на скорое выздоровление. Я так сильно переживал это, что мне даже расхотелось готовить обед… Ладно, обойдёмся одним супом.
Вернулся я в огород, а кастрюля с супом стоит на конфорке и пританцовывает, точно балерина какая. И запах из неё какой-то неаппетитный идёт. Бросился я к ней, открыл крышку и опешил. Супа и в помине не было. Всё дно кастрюли стало пустым и чёрным, а на её стенках нависли какие-то серые хлопья, похожие на кратеры дымящихся вулканов. Я чуть не задохнулся от их извержений. Схватил длинный кол, что стоял у изгороди, и сшиб им с плиты кастрюлю. Упала она в траву и задымила, точно труба у парохода-буксира. Я — к ней, а за моей спиной кто-то как засмеётся.
— Ха-ха-ха! Вот так повариха-раздымиха!
— Всю деревню закоптила, хи-хи-хи…
Я оглянулся: возле изгороди стоят две девчонки. Чистенькие, в светлых сарафанчиках. У одной, что помладше, даже две розовые ленточки в косичках торчат. Смотрят на меня и потешаются.
— Чего уставились? — накинулся я. — А ну топайте, куда шли!
Девчонки, наверное, убежали бы. Но тут вышел на крыльцо тот самый мальчишка, с которым я разговаривал утром. Я думал, он мой ровесник, а мальчишка, оказывается, на целую голову ниже меня. Наверное, только в третий класс перешёл. Понюхал он воздух, скорчил смешно свой нос-луковку и крикнул мне:
— Чего спалил? Первое, второе или то и другое?
Девчонки так и покатились со смеху. А я растерялся. Что ж это делается? Со всех сторон нападают. Хорошо, что мальчишка, хоть и сам не велик, одёрнул их здорово:
— Разгоготались, чисто гусыни! Помогли б лучше.
Он перелез ко мне через ограду, а девчонок впустил в калитку. Несмотря на чистые платьица, они тотчас принялись скоблить кастрюлю, а я с мальчишкой, стал наводить порядок возле плиты. Подобрали и отнесли на помойку очистки, вылили из вёдер грязную воду. Вчетвером мы быстро всё прибрали. Но сварить обед до прихода деда я не успел. Ну да ладно, хорошо и то, что он ничего не узнал о моей кулинарии.
Глава шестая. Самообслуживание
Ну и нюх у деда, всё равно что у гончей! Только пришёл в огород, сразу носом зашмыгал. И на меня уставился с подозрением. А я сижу, читаю как ни в чём не бывало книгу и даже поглядел на него: «Чего, мол, косишься? Дым могло и от соседей занести».
Дед не стал меня ни о чём спрашивать. Покрутил ещё немного своим длинным носом и пошёл мыться под душ, то есть в тот самый закуток из трёх стенок с бочкой наверху.
Ну и любит же дед плескаться! С полчаса, наверное, там фыркал.
Потом вышел, надел чистую рубашку и стал готовить обед. Я хотел помочь ему дрова принести, но передумал. Ещё решит, что подлизываюсь. Нужно будет, сам попросит.
Но дед ни о чём не попросил меня. Он всё делал молча. Громыхал в чулане чугунками, чистил картошку, резал мелкими кусочками сало, принёс из дома тарелки. И ни слова. Обиделся на меня, что ли? Или гордый уж очень? Приготовил обед, а вместо того, чтобы позвать меня к столу, спросил о книге:
— Интересная, видать?
— Интересная, — говорю. А сам толком и не помню, что читал. Я больше за дедом следил, как он обед варил и печку разжигал. У него эти же самые дрова, с которыми я целый час мучился, в момент без всякой бумаги разгорелись. Сложил он их, что ли, как особенно?
— Я, брат, тоже люблю хорошие книги, — сказал мне дед и сел обедать за врытый возле печки столик.
А меня позвать и не подумал. Что, он не понимает, что я всё-таки гость? Мне же неудобно без приглашения к столу идти. Теперь вот из-за него приходится поступать невежливо. Подсел я к столу с таким видом, будто устал сидеть на бревне, и снова раскрыл книгу. Мой папа часто за обедом что-нибудь читает. Дед налил мне супа и отобрал книгу:
— За двумя зайцами погонишься — ни одного не словишь.
Хотел я ему сказать, что, прежде чем делать замечание, надо самому говорить правильно: не «не словишь», а «не поймаешь». Но не стал. А то ещё разведёт на целый час о том, что до революции им было не до грамотности, а нам всё дано, а мы этим не умеем пользоваться. И всё такое прочее. Он и так мне аппетит отбил. Совсем есть расхотелось. Пообедав, я снова взялся за книгу.
— Ты у себя в городе где обедаешь? — спросил меня дед.
Я удивлённо пожал плечами.
— Как — где обедаю? Дома. — Но тут я вспомнил про парк культуры и добавил: — Один раз я с папой в столовой самообслуживания обедал.
— И как ты обслужил себя? — поинтересовался дед.
— Хорошо.
— Вот и тут обслужи.
— Это как же? Ведь мы уже пообедали.
— Тарелки за собой помой, — сказал дед.
Вот, оказывается, к чему он клонил.
— А в столовой самообслуживания тарелки за собой не моют, там только сами еду берут и на подносе к столу приносят, — возразил я и подумал: «Не знаешь, так не указывай».
— Ну, а у нас наоборот получилось: еду таскать тебе не пришлось, так что помой тарелки, — сказал дед, а сам сел на скамейку и закурил папиросу.
Негостеприимный он всё-таки. А я ведь не только гость. Я ещё приехал к нему поправляться. Зачем же мне утомлять себя? Но я не такой мелочный, как он. Я не стал с ним спорить. Вымыл эти противные тарелки за две минуты. Разговора-то о них больше было. Только хотел снова книгу взять, а дед сказал:
