Незавершенная Литургия - [68]

– А поп есть?

– Не поп, а батюшка! Есть один, беженец из Узбекистана.

– Узбек, что ли?

– Нет – русский. Художник бывший. Кстати, классно рисует, тебе скажу. У меня дома две картины его есть.

– Понятно. С него причитается за твою благотворительность. А что рисует?

– Вот это и рисует. Гляди, какой вид! Ну, прям открытка. И это ж надо, у каких-то уродов руки почесались тут все разбомбить.

– Да тут, скорее всего, само все рухнуло – в воде стоит.

– Венеция вон вся на воде стоит, сколько веков – ничего, не падает…

Иностранец и экскурсовод (перевод с французского):

– Скажите, это тоже храм?

– Да, мсье. Заброшенный.

– Как много тут церквей. И что, в них пусто?

– В нашей стране еще десять – пятнадцать лет назад религия была запрещена. Неудивительно, что церкви теперь не работают.

– Пока я путешествовал по России, мне показали немало монастырей и церквей. И вот что меня поражает – в них пусто. Музей есть, а жизни нет. Впечатление как от вымершего города. Здесь когда-то протекала жизнь. Где люди?

– Мсье, вы имеете в виду монахов?

– Да, то есть для кого все это построено. Где они?

– Монахов нет, вы правы. У нас сейчас другая жизнь. Это все в прошлом. Но кое-где все ж монашество возрождается.

– Получается, у вас все в прошлом. Но если сегодняшняя жизнь России протекает не в монастырях, то почему вы показываете только храмы?

– Это позволяет вам понять нашу душу.

– И это ваша русская душа – этот затопленный и заросший храм? Удручающее впечатление…

– А что бы вы хотели видеть?

– У нас много говорят о возрождении России, вот и хотелось бы увидеть реальную жизнь русских. Мне понравился интересный такой мотоцикл с люлькой. Он мне напомнил войну. И еще газон косили ручной косой, как у нас в средние века. Запомнилась булыжная мостовая из дикого камня. Много домов из дерева…

Священник с группой паломников:

– Отче, простите, вы видите храм на острове? Это что такое?

– Это храм Покрова Пресвятой Богородицы, построен в конце восемнадцатого века, закрыт и разрушен в тридцатые годы двадцатого. В церкви было еще два придела: один – в честь Казанской иконы, а другой – в честь Ильи Пророка.

– Вы так хорошо знаете. Вы там бывали?

– Нет, туда не пробраться. Все в воде и поросло диким лесом. Кроме того, это небезопасно. Храм простоял в воде чуть ли не сто лет, и не сегодня-завтра он рухнет.

– Жалко как! Такой красивый…

– Жалко, конечно, но что поделать… мы ему ничем помочь не можем.

– Прямо-таки и ничем. Я тут участвовал в одной такой реставрации, лет пять назад. Вырубили деревья, навозили земли, укрепили фундамент бетоном.

– А дальше?

– А чего дальше, батюшка? Заходи и служи!

– Сколько будет потрачено сил и средств, а для кого в этом храме служить? Народа-то вокруг нет.

– Как для кого? Ну вы даете… Для Бога!

– Бог не в рукотвореннных храмах живет. Церковь не может строиться в пустынных, безлюдных местах.

За ней надо ухаживать, ремонты делать, не одноразово, а постоянно. Должна быть община. Должны быть священник и староста. Для того чтобы его восстанавливать, он должен быть чей-то. А он лишь островок на реке – часть пейзажа.

– И что? Пусть погибает?

– Поверьте, я разделяю ваше беспокойство, но гораздо более древние и уникальные церкви разрушаются, десятилетиями ожидая реставрации, а этот храм не представляет особой архитектурной и исторической ценности. Он такой, каких сотни и тысячи вы еще увидите за эту поездку.

– Батюшка, а у него есть какая-то история?

– Есть одно связанное с этим храмом поверье, за достоверность которого я не могу ручаться. Но слышать это приходилось от многих. Поговаривают, что иногда люди видят свет в его окнах и слышат пение, словно в нем совершается богослужение.

– Там кто-то служит?

– В том-то и дело, что это невозможно. Храм обрушен, все входы в него засыпаны, и внутри него вода.

– Чудо Божие!!! Ну надо же! А давайте пропоем тропарь Покрову. Девчата, кто помнит? Батюшка, благословите… Подпевайте! Ну что же вы? Э-эх, непутевые. Давайте хоть акафистный припев: «Радуйся Радосте на-а-аша! Покрый нас от всякого зла честны-ым Твои-им омофо-о-рооом…»

* * *

– Слышите? Кто-то поет, – негромко произнес отец Василий. – Похоже на богослужебное песнопение.

– Это – Света! – обрадованно чуть не вскрикнул Санька. – ОНА уже здесь!

Батюшка прильнул к двери и отчетливо услышал высокий голос. С трудом верилось в реальность происходящего, но это было поистине ангельское пение.

– Как она там, взаперти? Или у нее свой лаз туда есть? – обернулся отец Василий к Саше, извлекая из сумки ключ.

– А для нее нет преград. Она еще и по воде ходить может!

– Чудеса, да и только!

– Батюшка Василий, – Наташа взяла из его рук сумку. – Вы не обращайте на него внимания, они все в его возрасте фантазеры. Кто летает, кто по воде ходит, кто машину времени изобрел.

– Мам, я ничего не придумал. Ты сейчас все увидишь сама. Батюшка, ну же, открывайте скорей.

Отец Василий послушно вставил ключ в замочную скважину и сначала аккуратно, а потом что было мочи провернул его в замке. Но вместо того чтобы открыться, дверь заскрежетала, и замок вместе с частью полотна двери оторвался и остался в руках священника. Дверь осыпала ржавчиной и накренилась. Видя, что она падает, Александр подскочил к батюшке и решительным жестом отстранил его от входа. От такого толчка отец Василий едва удержался на ногах, а замок, повисший на ключе, с куском двери невольно откинул в сторону. Железо с громким всплеском скрылось в темной воде. Остальные разбежались, а Александр, перехватив падающую дверную створу, направил ее в сторону. С лязгом и грохотом дверца ударилась о стену и повисла на одной нижней петле.