Незадолго до наступления ночи - [8]

Шрифт
Интервал

Хотя час еще был ранний, несколько человек из числа явных завсегдатаев, несомненно, из категории въедливых студентов и фанатиков-преподавателей, поднимались по ступеням лестницы и переступали порог библиотеки, не прерывая оживленных разговоров; но по мере того как они шли все дальше и дальше по огромному холлу, их голоса звучали все тише и тише, постепенно превращаясь в невнятное бормотание и полушепот, словно читатели осознавали, что находятся в некоем святилище. Читальные залы были отделены от холла стеклянными вращающимися дверями, издававшими при проходе читателей мягкий приглушенный шорох, и иногда можно было увидеть, что позади этих дверей находятся просторные читальные залы с рядами столов и кресел, среди которых скользили какие-то тени.

Но Александр Брош направил свои стопы не в общие залы, а к небольшой дверце, на которой была прикреплена табличка, где красными буквами было начертано: «Прием посетителей». Перед дверцей стоял столик, за ним сидела служащая, пожилая дама в очках, весьма суровая и неприступная с виду, и читала лежавшую перед ней газету, скорее даже не читала, а быстро проглядывала заголовки статей, одновременно откусывая по кусочку от бриоша и с аппетитом поглощая эту сдобную булочку. При приближении Александра она даже не соизволила взглянуть на него, и только после того, как он несколько раз деликатно кашлянул, она оторвалась от своего чтива и лениво, словно нехотя, спросила, чего он желает.

Александр принялся торопливо, будто извиняясь за то, что осмелился потревожить ее, объяснять, что получил письмо от господина заместителя директора библиотеки, любезно извещавшего его о том, что он может ознакомиться с рукописями, доступ к которым до сего времени был закрыт.

— Я — профессор Брош, — сказал он, — и я счел своей обязанностью, своим долгом зайти поздороваться с господином заместителем директора, дабы лично засвидетельствовать ему мое почтение, поблагодарить его за любезность и узнать, каким образом я могу получить доступ к интересующим меня документам.

— Вы записаны на прием? Вам назначены день и час встречи? — спросила дама, тыльной стороной ладони смахивая крошки, прилипшие к губам.

— Нет, это не совсем так… но господин заместитель директора в своем письме написал, что…

Александр на мгновение замялся, вытаскивая из кармана заветное послание и протягивая его «суровому стражу», словно это был пропуск в святая святых.

— Так вот, в своем письме он просит меня зайти к нему, прежде чем я приступлю к исследованию рукописей.

— Обычно он принимает по записи, но я постараюсь все узнать.

И, сняв трубку телефонного аппарата, она набрала какой-то номер, затем стала терпеливо ждать и ждала довольно долго, минуту-другую, пока в трубке не «зашипел» чей-то тихий голос, несомненно, голос секретарши, которой дама и переадресовала просьбу Александра. Дама опять застыла в ожидании, потом в трубке раздалось не то шипение, не то шелест, и дама довольно долго выслушивала ответ, слабо и мерно кивая головой, словно этот далекий голос убаюкивал ее и она постепенно погружалась в полудрему.

— Хорошо, хорошо, — сказала она. — Именно так мы и поступим.

— Возникли какие-то затруднения? — осведомился Александр.

— Видите ли, заместителя директора сейчас нет в его кабинете. Меня известят, когда он придет. А вам придется подождать. Присаживайтесь, пожалуйста.

Потеряв к Александру всякий интерес, дама вновь погрузилась в чтение газеты, а Александр, немного потоптавшись перед столиком в некотором смущении, вздохнул и уселся в кресло, стоявшее неподалеку от стола.

Делать Александру было нечего, и от безделья он, положив руки на колени, запрокинул голову и принялся разглядывать изукрашенный фресками купол здания. Там, в вышине, парили вперемежку портреты прославленных писателей и изображения полуобнаженных муз; и весь этот ансамбль, выполненный в мягких пастельных тонах, представлял собой аллегорию Знаний. Созерцание этой банальной аллегории, как и это томительное ожидание, навевали такую скуку, что Александр вдруг поймал себя на мысли, что его клонит ко сну и что он зевает; чтобы скрыть зевок, он поднял руку ко рту, и именно этот жест заставил его вспомнить о том, что прошлой ночью ему приснился странный сон, от которого он внезапно проснулся. Итак, ему приснилось, что какая-то крупная ящерица схватила его руку своими мощными челюстями, стиснула и держит, и Александру никак не удается вырвать руку, хотя он и колотит свободно сжатым кулаком эту мерзкую тварь по голове, колотит изо всех сил. Но что поразило Александра больше всего, так это устремленный на него взгляд глаз этой рептилии, сверкавших из-под покрытых мелкими чешуйками век. О, что это был за взгляд! То был взгляд не животного, а человека, и усомниться в этом было невозможно!

Александр принялся размышлять, что бы мог означать сей жуткий сон, но от мрачных мыслей его отвлек негромкий телефонный звонок; тишина в библиотеке была такая, что Александр от этого слабого треска вздрогнул. Служащая уже сняла трубку и приложила ее к уху. Она все так же мерно кивала головой и все повторяла одно и то же: «Да, конечно! Разумеется!» Слушала она долго, довольно рассеянно, и выражение лица у нее было такое, будто она выслушивает надоевшую скучную нотацию, давным-давно вызубренную наизусть.


Еще от автора Жан Жубер
Дети Ноя

Действие романа-предвосхищения, романа-предупреждения перенесено в будущее, в XXI век. Прогрессивный писатель Франции предостерегает об опасности бездумного вторжения человека в природу, пренебрежения ее законами. Помещая своих героев в экстремальные обстоятельства экологической катастрофы, Жубер верит в огромные ресурсы человеческого разума, вобравшего в себя культурный и нравственный опыт прошлых поколений, сплачивающего людей перед лицом катастрофы и позволяющего противостоять ей.


Человек среди песков

Поэтический роман-притча, поднимающий проблемы взаимодействия человека и природы, рассказывающий о судьбе одинокого мечтателя в буржуазном обществе.


Красные сабо

Известный поэт и писатель рассказывает о своих детских и отроческих годах. Действие книги развертывается в 30-е гг. нашего века на фоне важных исторических событий — победы Народного фронта, «странной войны» и поражения французской армии. В поэтическом рассказе об этой эпохе звучит голос трудовой Франции — Франции рабочих и сельских тружеников, которые составляют жизненную основу нации.


Рекомендуем почитать
Избранное

Сборник словацкого писателя-реалиста Петера Илемницкого (1901—1949) составили произведения, посвященные рабочему классу и крестьянству Чехословакии («Поле невспаханное» и «Кусок сахару») и Словацкому Национальному восстанию («Хроника»).


Молитвы об украденных

В сегодняшней Мексике женщин похищают на улице или уводят из дома под дулом пистолета. Они пропадают, возвращаясь с работы, учебы или вечеринки, по пути в магазин или в аптеку. Домой никто из них уже никогда не вернется. Все они молоды, привлекательны и бедны. «Молитвы об украденных» – это история горной мексиканской деревни, где девушки и женщины переодеваются в мальчиков и мужчин и прячутся в подземных убежищах, чтобы не стать добычей наркокартелей.


Рыбка по имени Ваня

«…Мужчина — испокон века кормилец, добытчик. На нём многопудовая тяжесть: семья, детишки пищат, есть просят. Жена пилит: „Где деньги, Дим? Шубу хочу!“. Мужчину безденежье приземляет, выхолащивает, озлобляет на весь белый свет. Опошляет, унижает, мельчит, обрезает крылья, лишает полёта. Напротив, женщину бедность и даже нищета окутывают флёром трогательности, загадки. Придают сексуальность, пикантность и шарм. Вообрази: старомодные ветхие одежды, окутывающая плечи какая-нибудь штопаная винтажная шаль. Круги под глазами, впалые щёки.


Три версии нас

Пути девятнадцатилетних студентов Джима и Евы впервые пересекаются в 1958 году. Он идет на занятия, она едет мимо на велосипеде. Если бы не гвоздь, случайно оказавшийся на дороге и проколовший ей колесо… Лора Барнетт предлагает читателю три версии того, что может произойти с Евой и Джимом. Вместе с героями мы совершим три разных путешествия длиной в жизнь, перенесемся из Кембриджа пятидесятых в современный Лондон, побываем в Нью-Йорке и Корнуолле, поживем в Париже, Риме и Лос-Анджелесе. На наших глазах Ева и Джим будут взрослеть, сражаться с кризисом среднего возраста, женить и выдавать замуж детей, стареть, радоваться успехам и горевать о неудачах.


Сука

«Сука» в названии означает в первую очередь самку собаки – существо, которое выросло в будке и отлично умеет хранить верность и рвать врага зубами. Но сука – и девушка Дана, солдат армии Страны, которая участвует в отвратительной гражданской войне, и сама эта война, и эта страна… Книга Марии Лабыч – не только о ненависти, но и о том, как важно оставаться человеком. Содержит нецензурную брань!


Сорок тысяч

Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.


Нет орхидей для мисс Блэндиш

В сборник вошли остросюжетные романы трех английских мастеров детектива: Питера Чейни, Картера Брауна и Джеймса Хэдли Чейза. Романы, не похожие по тематике и стилю, объединяет одно: против мафии, бандитов, рэкетиров и интриганов выступают частные детективы: Слим Каллаган, Рик Холман и Дэйв Феннер. Высокий профессионализм, неподкупность, храбрость позволяют им одержать победу в самых острых и запутанных ситуациях, когда полиция оказывается несостоятельной защитить честь и достоинство женщины.


Пора убивать

Есть ли задача сложнее, чем добиться оправдания убийцы? Оправдания человека, который отважился на самосуд и пошел на двойное убийство?На карту поставлено многое — жизнь мужчины, преступившего закон ради чести семьи, и репутация молодого адвоката, вопреки угрозам и здравому смыслу решившегося взяться за это дело.Любая его ошибка может стать роковой, любое неверное слово — обернуться смертным приговором…


Гремучая змея

Преступник, совершающий ошибки, может невероятно запутать следствие и одновременно сделать его необыкновенно увлекательным. Именно так и случается с загадочными убийствами женщин, желающих развестись, из романа П. Квентина «Шесть дней в Рено», необъяснимой смертью директора университета из произведения Р. Стаута «Гремучая змея» и удивительной гибелью глухого симпатичного старика, путешествующего вокруг света, в романе Э. Д. Биггерса «Чарли Чан ведет следствие».


Ангелы и демоны

Иллюминаты. Древний таинственный орден, прославившийся в Средние века яростной борьбой с официальной церковью. Легенда далекого прошлого? Возможно… Но почему тогда на груди убитого при загадочных обстоятельствах ученого вырезан именно символ иллюминатов? Приглашенный из Гарварда специалист по символике и его напарница, дочь убитого, начинают собственное расследование и вскоре приходят к невероятным результатам…