Нейробиология здравого смысла. Правила выживания и процветания в мире, полном неопределенностей - [103]
Ручка чайника дает нам аффорданс, то есть возможность взять горячий сосуд и налить чай; улыбка коллеги – аффорданс для будущих приятельских отношений, а клочок свободной земли на заднем дворе – аффорданс для маленького огорода и свежих овощей[375].
Гибсон также выдвинул теорию, что в течение жизни человек накапливает некоторое количество неизменных, или инвариантных, ценностей мира. То есть тех ценностей, постоянство которых не меняется на фоне нестабильности и непредсказуемости результатов. Для некоторых инвариантными становятся отношения с близкими людьми, для других – успешная карьера, для третьих – творческая или духовная жизнь. Все это помогает людям не отрываться от действительности и не погружаться в искаженную реальность. Наши инварианты, создавая тихую гавань, также могут снижать тревожность и ослаблять стресс, когда мы оказываемся перед лицом неизбежных перемен. Конечно, нет ничего абсолютно постоянного в жизни, и в какой-то момент инвариант может обернуться вариантом. Потеря любимого человека, друга или работы посеет в контингентных калькуляторах хаос и потребует повторной калибровки. Это похоже на серьезный сбой в работе компьютера, требующий полной перезагрузки системы[376].
Суммы на счете определяют, что мы можем себе позволить с финансовой точки зрения, а вот опыт вложений и накопленный в течение жизни когнитивный и социальный капитал определяют аффордансы. Точные контингентные расчеты позволяют держаться на пути максимизации аффордансов, помогая избегать вредных, деформирующих жизнь мозговых пузырей, описываемых в этой книге, и пользоваться преимуществом новых возможностей, которые появляются на жизненном горизонте. По иронии судьбы эти самые контингентные калькуляторы успешно создают мир, для которого в технологически развитых странах характерно резкое ослабление взаимодействия с окружающей средой. Сегодня нам достаточно нажать на кнопку, чтобы получить одежду, еду… все, что душа пожелает. Недавно люди стали пренебрегать и этим минимальным усилием, придумав Алексу – виртуального связного между человеком и сервисом, она помогает заказывать еду навынос или приятным голоском подсказывает, где находится ближайшая автомойка. По мере того как мы затрачиваем меньше усилий, чтобы получить ценные ресурсы, мы можем испытывать контингентный парадокс (contingency conundrum), при котором мозг в конечном счете теряет способность генерировать самые взвешенные варианты реакций для эмоционального благополучия. Хотя кратчайший путь к желаемым ресурсам и кажется привлекательным, он может разорвать нейронные цепи, столь необходимые для продуцирования адекватных реакций. Таким образом, интерпретация процветания, которую дает мозг, может расходиться с мировоззрением технологически продвинутого общества. Западный взгляд на процветание ограничивает эмпирический капитал и повышает уязвимость перед эмоциональными кризисами.
Жена Гибсона, Элеонора, тоже психолог-экспериментатор, писала в своей биографии, что «каждый день приносит новые аффордансы. Вся разница в их восприятии, особенно когда можно воспользоваться более чем одной возможностью, чтобы сделать выбор»[377]. Как мы знаем, запасы контингентного капитала должны поступать на мозговой склад всю жизнь, и только тогда можно принимать обоснованные решения и получать самые значительные эмоциональные вознаграждения.
Без жизненного опыта можно упустить или неверно истолковать многие возможности, которые предоставляет нам жизнь. После расшифровки генома человека ученые решили, что вот-вот раскроют все тайны мозга, но единственное, что они смогли выяснить на сегодняшний день, – это то, что наши жизненные результаты определяются чем-то большим, нежели последовательностью нуклеотидных оснований. Генетические последовательности, конечно, необходимы для мозговых операций, однако поведенческие переменные и переменные окружающей среды также важны для производства реакций и определения результатов, которые тоже вносят вклад в жизненный опыт индивида. Как мы помним из главы 3, самый высокофункциональный мозг больше похож на суфле, чем на запеканку, поэтому надо бережно относиться не только к тому, какой жизненный опыт мы закладываем в закрома мозга, но и контролировать информацию, поступающую в мозг на разных этапах жизни.
Пионер бихевиоризма Б. Ф. Скиннер был прав, когда сказал: «Человеческое поведение, возможно, самый трудный для изучения предмет, к которому никогда ранее не применялись научные методы». Последовавшие затем исследования в таких областях, как нейронаука, экспериментальная психология и эволюционная биология, подтверждают, что мы начинаем постигать тайны человеческого мозга и поведенческого отклика[378]. Продолжая исследование мозга, мы в конце концов сможем понять, как мозг ухитряется производить точный контингентный расчет в условиях множественного выбора. В конечном итоге здоровые и правильные контингентные расчеты помогают видеть жизненные возможности и пользоваться ими, максимизируя эмоциональные вознаграждения и минимизируя эмоциональные кризисы.
Благодарности
Эта книга – сплав интереснейших исследований многих специалистов в области нейронаук, внесших значительный вклад в науку. Работая над разными проблемами, они смогли собрать данные, которые легли в основу развивающейся адаптивной неврологии и изучения работы головного мозга. Приведенные в книге истории сложны и динамичны, и я хочу выразить искреннюю признательность Брайену Кольбу (Университет Летбриджа) и Дону Штайну (Университет Эмори) – крупным специалистам в области поведенческой психологии – за великодушно предоставленные компетентные комментарии. Без сомнения, мне не удалось избежать ошибок, и они остались в книге, но замечания Брайена и Дона были чрезвычайно ценными, поскольку помогли мне избавиться от ненужных отступлений и неверных толкований.
Наполеон притягивает и отталкивает, завораживает и вызывает неприятие, но никого не оставляет равнодушным. В 2019 году исполнилось 250 лет со дня рождения Наполеона Бонапарта, и его имя, уже при жизни превратившееся в легенду, стало не просто мифом, но национальным, точнее, интернациональным брендом, фирменным знаком. В свое время знаменитый писатель и поэт Виктор Гюго, отец которого был наполеоновским генералом, писал, что французы продолжают то показывать, то прятать Наполеона, не в силах прийти к окончательному мнению, и эти слова не потеряли своей актуальности и сегодня.
Монография доктора исторических наук Андрея Юрьевича Митрофанова рассматривает военно-политическую обстановку, сложившуюся вокруг византийской империи накануне захвата власти Алексеем Комнином в 1081 году, и исследует основные военные кампании этого императора, тактику и вооружение его армии. выводы относительно характера военно-политической стратегии Алексея Комнина автор делает, опираясь на известный памятник византийской исторической литературы – «Алексиаду» Анны Комниной, а также «Анналы» Иоанна Зонары, «Стратегикон» Катакалона Кекавмена, латинские и сельджукские исторические сочинения. В работе приводятся новые доказательства монгольского происхождения династии великих Сельджукидов и новые аргументы в пользу радикального изменения тактики варяжской гвардии в эпоху Алексея Комнина, рассматриваются процессы вестернизации византийской армии накануне Первого Крестового похода.
Виктор Пронин пишет о героях, которые решают острые нравственные проблемы. В конфликтных ситуациях им приходится делать выбор между добром и злом, отстаивать свои убеждения или изменять им — тогда человек неизбежно теряет многое.
«Любая история, в том числе история развития жизни на Земле, – это замысловатое переплетение причин и следствий. Убери что-то одно, и все остальное изменится до неузнаваемости» – с этих слов и знаменитого примера с бабочкой из рассказа Рэя Брэдбери палеоэнтомолог Александр Храмов начинает свой удивительный рассказ о шестиногих хозяевах планеты. Мы отмахиваемся от мух и комаров, сражаемся с тараканами, обходим стороной муравейники, что уж говорить о вшах! Только не будь вшей, человек остался бы волосатым, как шимпанзе.
Настоящая монография посвящена изучению системы исторического образования и исторической науки в рамках сибирского научно-образовательного комплекса второй половины 1920-х – первой половины 1950-х гг. Период сталинизма в истории нашей страны характеризуется определенной дихотомией. С одной стороны, это время диктатуры коммунистической партии во всех сферах жизни советского общества, политических репрессий и идеологических кампаний. С другой стороны, именно в эти годы были заложены базовые институциональные основы развития исторического образования, исторической науки, принципов взаимоотношения исторического сообщества с государством, которые определили это развитие на десятилетия вперед, в том числе сохранившись во многих чертах и до сегодняшнего времени.
Эксперты пророчат, что следующие 50 лет будут определяться взаимоотношениями людей и технологий. Грядущие изобретения, несомненно, изменят нашу жизнь, вопрос состоит в том, до какой степени? Чего мы ждем от новых технологий и что хотим получить с их помощью? Как они изменят сферу медиа, экономику, здравоохранение, образование и нашу повседневную жизнь в целом? Ричард Уотсон призывает задуматься о современном обществе и представить, какой мир мы хотим создать в будущем. Он доступно и интересно исследует возможное влияние технологий на все сферы нашей жизни.