Невыносимая легкость бытия - [3]

Бессонные стихи.

Но все не-совершенные грехи

Искуплены безумной летней ночью.

Спасибо за этих стихов водопад,

Спасибо, что мне не вернуться назад,

За то, что любая беда — не беда,

Как только твой взгляд… ах, твой взгляд я ловлю.

Спасибо за то, что свиданий я жду.

Спасибо за светлые слезы мои,

За счастье писать о счастливой любви.

За то, что рифмую все, всюду, подряд!

Спасибо, что мне не вернуться назад.

За то, что ты так безоглядно — нежен,

Так больно дразнишь, щедро так надежду

Мне подаешь — не нищенке, а равной,

Что при тебе не смею своенравной

Я быть. Что я ищу слова простые

И теплые — не прежние вития.

За то, что ты меня ребенком старшим

Считаешь. Что по-прежнему летящей

Душа моя становится. За встречи

Короткие. За каждый долгий вечер

В неистовости жадной — за работой

И за твою прекрасную заботу

О девочке, которую поэтом

Назвал впервые ты. Но не за это

Благодарю всего нежней. За то,

Что ты мне нужен в жизни, как никто.

Как девочку по голове погладь,

Коснись виска спокойною рукою.

И время чудом обернется вспять

И позовет в дорогу за собою.

Коснись виска — исчезнет седина,

Коснись виска — разгладятся морщинки,

Которые тревога навела.

Коснись виска — растают в сердце льдинки.

Как девочку погладь по голове,

А я глаза закрою на мгновенье

И в этой знойной летней тишине

Услышу эхо музыки весенней.

Твоя трагическая резкость,

Пластичность резкости твоей,

Твоя мальчишеская дерзость

И взрослость золотых теней

Вкруг темных глаз — какое чудо

Они свершают для меня?

Нет, я не стану, я не буду

Садиться близко у огня.

Ты есть — мне этого довольно…

Но почему твое лицо

Всплывает в памяти невольно,

Замкнув бессонницы кольцо?

О пустота твоих ладоней,

Неощутимость губ твоих!

В таком невиданном разгроме

Избитых, позабытых рифм…

Твоя стремительная плавность,

Усталость тонкого лица

И вся загадочность и странность

Меня обманут до конца.

Все выманят, обезоружат,

По капле высосут стихи

И, точно вещь совсем ненужную,

Небрежно бросят на пути.

Но пусть потом мне будет больно,

Сейчас одно грозит, как риф

Острейший: пустота ладоней,

Неощутимость губ твоих.

Я в первый раз не знаю, что сказать,

Я в первый раз пророчить перестала.

Что думать о конце, когда начало

Я не могу ни вспомнить, ни понять?

Нельзя играть по надоевшей схеме,

И знаю лишь одно: да, я люблю.

Но на до мелочей знакомой сцене,

Забывши роль, безмолвная стою.

А мысленно — такие диалоги!

Такой поток сверхостроумных фраз!

Но вслух… Лишь лепет, жалкий и убогий,

Под ироничным взглядом темных глаз.

И снова ночь. И перезвон курантов.

И тихий шорох ветра за окном…

Так получилось. Мы не виноваты,

Хотя порой и правы не во всем.

Так получилось. Фарс и мелодрама

Сплелись в один трагический клубок.

Смеяться — поздно. Плакать — слишком рано.

Да и о чем, когда не вышел срок

Тому, что было и тому, что будет,

Что есть уже и что лишь предстоит?

И даже цепь привычно-странных будней

Меня уже почти не тяготит.

Так получилось. Но порой ночною

Совсем не те нас посещают сны.

И не меня ты чувствуешь спиною,

А лишь плиту холодную стены.

И я щекой заплаканной прижалась

К своей руке, не к твоему плечу…

Кто выдумал смешное слово «жалость»?

Об этом даже думать не хочу…

Нет, все-таки мы просто дилетанты:

Нам скучно врозь, не тесно и вдвоем…

И снова ночь. И перезвон курантов.

И тихий шорох ветра за окном.

По-своему с ума сойти — так что ж?

Так повелось, что в этом нет шаблона.

Но, как за круг, хватаюсь я за слово

И ставлю точку, как втыкают нож.

Куда? Откуда кровь капелью звякнет?

Своя ль, чужая ль, — ах, не все ль равно?

И кровь, и боль со временем иссякнут…

Дожить бы лишь до времени того!

По-своему с ума сойти — куда?

Куда идти, с рассудком распростившись?

Кому нужны блаженные и нищие?

Сойти — с ума, со сцены…

Ерунда!

Спи, мой милый, без сновидений,

Засыпай легко и с улыбкой.

Я спою тебе колыбельную,

Только шепотом, тихо-тихо.

Я побуду с тобой немного

В этот поздний и сладкий час.

Спи, мой милый. Не хмурься строго,

Не вздыхай хоть на этот раз.

Я желаю тебе доброй ночи,

Спи же крепко и сладко спи.

Просто я люблю тебя очень…

Ты за это меня прости.

Ночь подкралась на лапах мягких

И по комнате бродит тенью.

День был слишком шумным и ярким…

Спи, любимый. Без сновидений.

И с тобою лишь наполовину

Я сама собою быть могу:

Нежною, насмешливою, милой…

Я ещё покой твой берегу.

Ты не знаешь, чем плачу за встречи,

Как потом их вспоминаю я,

Сколько сил мне стоит каждый вечер

На краю удерживать себя.

Ты не знаешь, как бы ворожила,

И в каком бы вихре закружила,

На какой бы возвела костер.

Как бы все на свете позабыла,

А тебя бы — до конца любила,

Точно сорок ласковых сестер.

Если в нашем бредовом дуэте,

На каком, я не знаю, свете.

Мне поэтом быть суждено,

То, наверное, мне придется

Первой падать на дно колодца,

Первой пробовать яд и вино.

Если в нашем — как там? — романе

В этом все ещё зыбком тумане

Вы хотите меня научить

Бесполезной житейской прозе,

Значит, все это — несерьезно.

В прозе новым стихам не быть!

Ироничная улыбка — только щит.

Кто защиты этой зыбкой не простит?

Ошибалась, ушибалась — жизнь идет.

А до свадьбы все, считалось, заживет.

После свадьбы много-много лет прошло.

Все, казалось, слава Богу, зажило.

Только шитый белой ниткой шов — трещит.

Вот и прячусь за улыбку, как за щит.