Невозможный Кукушкин - [51]
— Правда.
— Тюнь-Тюнь, к твоему сведению, не весь народ. Народ, ты хочешь справедливости, осени, солнца и рыб? Спрашиваю у тебя об этом, хотя не знаю, что это такое.
Козерогский народ дружно ответил, что хочет.
Гелла Грозоветка развела руками.
— Я не могу разговаривать с этим народом. Он уже не наш, этот народ. Его нам подменили. Может быть, уничтожить его и завести себе новый? Папа, ты спишь? Проснись, папа. Ты проспишь всё на свете.
— На свете? А может быть, на свету? — спросил доктор Чреф и открыл задремавший свой глаз. — Я так и предполагал, что ты не справишься. Ты всего-навсего дочь молнии. Тебя, Гелла, хватает лишь на мгновение. А управлять Юкатой — на это уходят года. Уничтожить народ — проще всего, но кто поручится, что новый народ будет лучше старого?! Нет! Зло, которое обрушилось на нашу планету, — это один-единственный человек, невозможный Кукушкин! Долой Кукушкина! — вскричал доктор, спрыгнул с остророга и захромал и запрыгал на одной ноге прямо к ним.
— Домой, домой, — прошептал Тюнь-Тюнь.
Доктор Чреф оттолкнул Тюнь-Тюня так неожиданно и сильно, что в руках у Славки остался ивовый прутик в зелёных листьях.
Тюнь-Тюнь слабо вскрикнул.
— Что ты делаешь, злодей?! — закричал Кукушкин. — Я тебе это припомню!
Все замерли, вся площадь съёжилась от страха: что он говорит, как он смеет не бояться и всё помнить?! Все они всю жизнь только и делали, что боялись и всё забывали.
— Он ничего не боится, — упавшим голосом сказала Гелла и заломила руки. Она заломила руки, палочки треснули — её не стало.
— Гелла, — позвал Кукушкин. — Куда ты? Всё-таки ты не ослепительно злая, как могла бы…
— Она сломалась из-за тебя! — в ярости закричал доктор Чреф. — Ты такой невозможный Кукушкин, что совсем ничего не понимаешь. Козероги, пригвоздите его к Юкате! Остророги, проткните его!
Но никто не шелохнулся. Солнце висело над ними, заливая их теплом. Вдобавок какое-то невиданное маленькое существо металось возле Кукушкина, лаяло и не давало никому подойти к нему.
— Такой глупый человек перевернул всю Юкату, — застонал доктор. — Я не могу его убить — он ничего не боится. Мне остаётся одно — заморозить его. Гелла оставила мне свой холод. Я запущу его обратно. Он разморозится где-нибудь далеко от нас, и никогда ни одного Кукушкина мы и близко не подпустим к Юкате.
И не успел Славка опомниться, как почувствовал оцепенение, холод медленно стал проникать в него. И, замерзая, или впадая в состояние анабиоза, он всё-таки успел крепко прижать к себе ивовый прутик с зелёными листьями, оставшийся от Тюнь-Тюня, и не выпускал его до самого конца…
РАССТЕГАЙ ИВАНЫЧ НАХОДИТ РЮКЗАК И…
Того бежал без поводка. Он не понимал, куда и зачем они идут. Вот если бы удочки… Ну, если не удочки, то лыжи… Если не лыжи, то грибная корзинка… Если не корзинка, то ружьё… Если не ружьё, то фотоаппарат… Ничего не понятно.
Зато Расстегай Иваныч понимал решительно всё. Он находил и читал следы Кукушкина с такой же лёгкостью, как пятиклассник читает букварь. Но бежал он всё медленнее и медленнее: что-то сжимало ему горло, чужая тревога и тоска проникали в него со всех сторон.
Начинало темнеть и подмораживать.
— Не замёрзнете у меня? — спросил Тагер у рабочей группы, ни к кому в отдельности не обращаясь.
— Нет, — откликнулась рабочая группа, но как-то неуверенно, а Нырненко и вовсе промолчал.
На огромное пустое поле упала темнота — синий с седым отливом сумрак, — первый снежок похрустывал под ногами, одиноко стояли на поле тонкие треножные вышки, связанные друг с другом чёрными нитями проводов, с таинственной белозубой усмешкой поглядывали по сторонам фарфоровые изоляторы, закрученные глубокой спиралью. Тишина была звенящей и грустной, и от всего этого казалось, что где-то неподалёку притаился стеклянный и, возможно, даже чешуйчатый зверь. И по всему этому, через всё поле, серой змеёй пролегла бесконечная и нудная труба. В шумном и светлом городе никому не верилось, что с Кукушкиным могло случиться что-то страшное, но здесь, на этой необитаемой земле, куда давно не ступала нога человека, тягостные мысли овладели всей поисковой группой.
Расстегай Иваныч первым подбежал к трубе, но дотронуться до неё не смог. Вблизи труба оказалась гигантским сооружением высотой в два Того. Того пришёл вторым.
Расстегай Иваныч залаял — обратил внимание, что это он первый открыл эту новую область земли, а Того — второй. Если бы он мог, он назвал бы себя первопроходцем, но, к сожалению, в его языке не было такого слова, поэтому он только лаял и лаял.
Из людей Тагер первым дотронулся до трубы, потом подбежали Андрюшка и Нырненко. Они попробовали обхватить трубу руками и влезть в неё, но не тут-то было — не достать.
— Здоровущая! — уважительно сказал Нырненко и похлопал трубу по бетонной подставке. — Когда-то её не было, и вот она стала.
Андрюшка не выдержал — он всегда не любил пустые разговоры:
— Ну и что из того, что она стала! А где Славка? Зачем он сюда притащился, если он сюда действительно притащился? Какая-то примитивная труба!
— Расстегай Иваныч, след! — скомандовал Тагер. — Того, помогай. Вдвоём веселее. А ты, Андрей, помолчи. Светлана Леонидовна, Оля, может, назад вернётесь? Я могу вызвать машину.
