Прямо удивительно — до чего любопытные есть ребята! Один спрашивает, чем спрут отличается от осьминога, другой — почему пароход плавает, а самолёт — нет, третий — что такое ржавчина. Но самые странные вопросы задаёт мой знакомый второклассник Нырненко. На днях он приходит ко мне и спрашивает:
— Почему в Ленинграде нет домов в виде шара?
— Почему человек не превращается обратно в обезьяну?
— Почему одни всё время — отличники, а другие — наоборот?
Как умею, отвечаю ему, а Нырненко не унимается:
— А почему Пчелинцев всё время со мной дерётся?
Он готов задавать вопросы без конца, ему главное — спросить.
Пчелинцев — друг Нырненко. Они учатся в одном классе. Раньше они сидели на одной парте, пока Нырненко не пересадили к отличнице Оле Перепёлкиной. На исправление. Нырненко очень обиделся и сказал, что исправляться один, без Пчелинцева, ни за что не будет.
— А почему я один должен исправляться? — горячо спрашивает он.
Я не знаю и честно признаюсь в этом.
— Вот видите, тоже не знаете! — торжествуя, восклицает он. Раз так, я буду исправлять Перепёлкину! Ну как — поехали?
Мы выходим на улицу. Мама Нырненко попросила меня присмотреть за ним, потому что нам по дороге. Он едет в бассейн, и мне в ту же сторону.
Стоим на остановке и ждём наш автобус. Рядом — двое больших мальчишек. Нырненко шепчет:
— Из нашей школы. Мои знакомые шестиклассники.
Лицо у него светлеет. Он гордится, что у него есть такие знакомые. Но мальчишки не обращают на Юру внимания. Один хохочет:
— Ну, Андрюха, умрёшь! Сегодня наша Свет Леонидна говорит: «Будет у вас гость!» Мы: «Кто?» Она: «Рабочий. Расскажет о своей профессии». Ушла. А мы сговорились закрыться. Как будто убежали домой. Налетели на дверь, а замок и сломался. Ни туда. Ни сюда. Ну, потеха! Светлана Леонидовна дверь дёргает: «Откройте!» А тут…
А тут наш автобус подошёл, и мы в него впрыгнули. Едем, а Нырненко успокоиться не может: «Что же дальше-то было? Как они выбрались оттуда?»
— Откуда мне знать? — говорю. — Это же твои знакомые.
На другой день Нырненко не успел порог переступить, затараторил (оказывается, всё узнал!).
— Очень просто выбрались, — рассказывал он. — Их выпустил рабочий, который в гости пришёл. Раз-два! Сделал новый ключ. Раз-два! Открыл дверь. Раз-два! Починил замок. Здорово? Они думали, что всю жизнь придётся в классе сидеть. Сегодня их по радио долго ругали. А потом выступил тот рабочий: «Не надо, — говорит, — шестой «б» ругать. Они мне даже помогли: избавили от лишних разговоров. На деле пришлось показать, как рабочие работают. Не каждый раз такое случается». Всем очень понравилось!
Мне тоже понравился этот рабочий, который заступился за шестиклассников.
— Не знаешь, как его зовут?
— Иванов. Нет, Орлов. Или, кажется, Белкин. А может быть, Бочкин?
Я сразу поняла, что Нырненко не знает, но он заупрямился:
— Нет, знаю!
Он никогда не признаётся, что чего-то не знает.
Зазвонил телефон, я сняла трубку, а Нырненко уткнулся в газету «Смена». Когда я положила трубку, он сказал:
— Его фамилия — Брюс. И зовут — Леонид Васильевич. И работает он на Ленинградском инструментальном заводе. Про него в газете написано!
— А ты не путаешь? — говорю.
— Я никогда ничего не путаю! — отвечает Нырненко.
Скоро я убедилась, что он всё-таки перепутал, но это было даже хорошо.
И не Красная Шапочка и не Дед Мороз
Я приехала на Ленинградский инструментальный завод. Стою в пятнадцатом цехе, где работает Брюс.
— Сначала наш участок сборки был вот такой! — говорит мне начальник цеха № 15, Николай Васильевич Косяков. — Чуть больше напёрстка. А потом мы его расширили, а потом ещё раз и ещё, а потом… снова стало тесно, а расширяться уже некуда… — И, как будто смутившись, он возвращается к прежнему разговору. — Значит, хотите писать про Брюса? Про него уже писали. Хватит с него, а то ещё избалуете! Слава — она, как змеиный яд: только помалу принимать можно!
В дальнем конце участка толпились люди. Там работал станок-автомат. Его собрал и наладил Леонид Васильевич вместе со своими товарищами.
— Хотелось бы поговорить с Брюсом! — напоминаю я.
— Ладно. Поговорите, — смеётся Косяков и зовёт: — Брюс, Леонид Васильевич!
Темноволосый человек среднего роста оторвался от станка и подошёл к нам.
— В чём дело, Николай Васильевич?
— Да вот к тебе товарищи пришли. — Начальник почему-то развеселился. — Хотят про тебя написать для детей!
Брюс вдруг сделался очень грустным.
— А почему обязательно про меня? — спросил он обиженно и накинулся на начальника: — Это вы подстроили?
— Чур, на меня не сваливай! Я тут ни при чём. Спроси хоть у товарищей. Я сопротивлялся, протестовал. Но они настаивают! — Николай Васильевич развёл руками — мол, ничего не могу поделать — и отошёл в сторону.
Брюс даже рассердился.
— Вот ещё выдумали! — воскликнул он. — Чего про меня писать! Я не Красная Шапочка и не Дед Мороз!
Действительно, Брюс не походил на Красную Шапочку и на Деда Мороза. На нём рабочая спецовка — ничего сказочного!
С ним не случалось никаких удивительных превращений. Он всю жизнь работал на одном и том же заводе, в одном и том же цехе, за одним и тем же верстаком. У кого-то были приключения, кто-то летал в космос или ездил на Северный полюс, с кем-то случались разные случаи, у кого — хорошие, у кого — плохие. А он знай себе работает и не может оторваться от дела. Тридцать четыре года…