Невинные дела. Роман-памфлет - [33]

Дядя Джеф с удивлением смотрел на свалившегося с неба племянника, о существовании которого вряд ли даже знал. Равнодушно, как о чужом, выслушал он рассказ о гибели семьи, о кончине сестры; он не видел ее пятнадцать лет, у него оставалось о ней смутное воспоминание: большие темные глаза - и что еще? Ничего больше вспомнить не мог. Выслушал он и рассказ о железнодорожных приключениях - мальчик об этом рассказывал с увлечением. Дядя Джеф оставил племянника у себя: глаза Тома напомнили ему сестру.

Эти два года, проведенные у дяди, и были первым знакомством Тома со счастьем. Дядя был фермер, Том наслаждался степью, свободой, небом, не запачканным шахтным дымом, тишиной, которую не тревожили гудки… Он подружился с Дорой, двоюродной сестрой, она была лишь на год моложе его. Он помогал в поле, и все-таки неосторожно оброненное дядей слово заставило его понять, что рук его не замечают, зато замечают лишний рот… И опять - путешествие в товарных поездах, окрики кондукторов, прыжки на ходу, ночевки в лесу…

Память сохранила эти светлые минуты детства: короткая степная жизнь оставалась в его воспоминаниях как чудесный сон, слишком мало связанный со всей его остальной жизнью, чтобы быть явью. Юношей он написал Доре, она ответила, и с тех пор длилась редкая переписка: сказать друг другу, собственно, было нечего, но и терять воспоминания детства было жалко. Сообщали главным образом о крупных событиях: у Тома умерли жена и девочка, Дора вышла замуж, и кажется, удачно: муж ее работал мастером в Медиане, не знал безработицы, обзавелся домом. Во время войны Дора и пригласила Тома по совету мужа в Медиану: завод получил военные заказы, расширялся, и квалифицированные рабочие были очень нужны.

Джон Джерард не пожалел, что выписал родственника жены: Том оказался квалифицированным фрезеровщиком и покладистым малым - в те годы он еще не вступал в споры. Восьмилетний Майк, сын Джона, так привязался к молодому дяде, что отец даже стал ревновать. Дора тоже любила Тома, и вскоре Джон заметил, что, пожалуй, и он любит этого неудачника, так рано потерявшего жену и маленькую дочь и не сумевшего ничего сколотить в своих беспрестанных скитаниях. Джон был старше Тома всего на шесть лет, но он уже имел собственный дом, сад, свою обстановку, а потому рядом с Томом чувствовал себя солидным, мудрым хозяином. Он воспылал честолюбивой мечтой вывести в люди юношу, которому больше всего не хватало руководства. Что же, теперь Том тоже мог в рассрочку обзавестись своим домом - для квалифицированного рабочего военного завода это вполне под силу. Но Том обманул ожидания Джона. Ни с кем не посоветовавшись, он поступил добровольцем в армию. Конечно, надо уважать патриотизм, но работать на военном заводе - тоже патриотично. Джон это твердо знал, и поступок Тома казался ему бессмысленным, особенно когда выяснилось, что воинская часть Тома отправляется за океан. Неужели Том Бейл думает, что без его помощи не справятся с нацистами?

Газеты писали, что надо дать союзникам побольше вооружения, а пустить его в дело - хватит людей и за океаном. Вот и работай на военном заводе! Впрочем, Джон не упрекал Тома. В его присутствии Джон даже чувствовал себя как-то не совсем ловко: он смотрел на Тома с той виноватой вежливостью, с какой обычно глядят на покойников. Когда Том уплыл за океан, Джон вздохнул свободно и впервые сказал жене: «Твой брат - фантазер!» Это было чем-то вроде надгробной эпитафии, хотя сам Джон, конечно, не сознавал этого, да и вообще готов был совершенно искренне пожелать Тому жизни, здоровья, всяческих успехов - он только не верил, что такой беспокойной голове это удастся.

Том вернулся через два года. И опять-таки за эти два года в его жизни произошло столько событий, что Джон слушал и удивлялся: Том мокнул в окопах, в одном из боев был тяжело ранен осколком мины; потеряв сознание, попал в плен, сидел в нацистском лагере, был освобожден армией Коммунистической державы, побывал в этой стране - все было слишком невероятно, чтобы Джон, почти не выезжавший из Медианы, мог представить себе это реально. А кроме того, как истый сын своей страны, во взглядах на мир он бессознательно придерживался Птоломеевой системы, полагая, что звезды, солнце и все страны земного шара вращаются вокруг его страны - взгляд очень удобный: он освобождал от труда знать, что происходит за пределами собственной страны. Да и вообще там могли быть лишь вещи низкого сорта. Правда, во время войны там были обнаружены и доблесть и геройство; армию Коммунистической страны иначе как доблестной и геройской не называли. Но Том приехал через полгода после окончания войны: мода на доблесть и геройство, как всякая мода, прошла. Газеты, забыв о романтике военных лет, вернулись к испытанному реалистически-ругательному жаргону. Если не так давно читатель развертывал газету, чтобы узнать, когда же кончится война, то теперь с не меньшим замиранием сердца раскрывал газету для того, чтобы понять, когда же начнется война. Словом, Том опоздал вернуться: в эти дни он уже не мог претендовать на то, чтобы его считали героем. Даже больше: тот факт, что он побывал в Коммунистической державе, заставлял людей «лояльных» относиться к нему с подозрением.