Невинные дела. Роман-памфлет - [34]

Возможно, Джон и не сознавал всего этого вполне ясно, но слушал он Тома не с тем вниманием, какое уделил бы ему полгода назад. По-настоящему он даже и не дослушал - он сам торопился рассказать и показать вещи более реальные, вполне осязаемые: они были здесь, в Медиане, в его доме. Он потащил показывать Тому свои владения. Сад за эти два года разросся вдвое: удалось в рассрочку прикупить соседний участок. Хотя из-за этого пришлось немного затянуть с выплатой за дом, но не беда: он был аккуратным плательщиком, и фирма «братья Кайн-Дахью» отсрочила платежи после того, как он у них же приобрел соседний участок. Правда, война окончилась немного раньше, чем можно было предполагать, но военные заказы на заводе, слава богу, не уменьшаются, да и он, Джон, слава богу, настолько квалифицированный мастер, что может не опасаться случайностей. А впрочем, шестьдесят процентов за дом уже уплачено, остались пустяки… Вот эти вишенки он сам посадил в прошлом году, отлично принялись…

- Мы еще попробуем с них ягодок! - радостно хлопал он Тома по плечу, точно был уже стариком, сомневающимся, что ему удастся вкусить плодов рук своих.

- А холодильник, холодильник, обрати внимание! - кричал он уже в доме, открывая и закрывая белоснежные дверцы. - Ты помнишь, Том, старый? Чудовище какое-то! Я продал его за полцены. И представь себе: этот красавец берет энергии почти вдвое меньше!

Том не помнил ни старого холодильника, ни старого шкафа, взамен которого тоже появился новый, зато Том хорошо запомнил маленькую картину в углу столовой над креслом: небольшая голубоглазая кошечка с розовым бантом. Картинка была в коричневой рамке. Эта кошка в рамке поразила Тома больше, чем вишенки, холодильник и шкаф. Голубоглазая кошечка висела в том же углу, над тем же мягким креслом. Мгновенно Том вспомнил холодные, сырые окопы, хватающий за сердце вой мин, назойливый треск пулеметов; увидел серых конвойных, гнавших оборванных пленных в лагерь, и вокруг - страшные скелеты разрушенных домов; снова увидел женщин, бегущих с детьми из горящих городов, а голубая кошечка с розовым бантом, в коричневой рамке, все висела в том же углу. Погибали города, рушились государства - но ничто не сдвинуло кошечку с места. В сущности, в этом ничего не было сверхъестественного и таинственного, и все-таки это было странно. И даже оскорбительно: хотелось сорвать голубоглазую кошку со стены и вдребезги разбить об пол.

3. Мой дом - моя крепость!

…Всякий благополучный мещанин подстригает свой садик под рай…

Гёте. «Страдания молодого Вертера»

Как-то Том пришел к Джерардам воскресным утром. Вся семья была за завтраком. Тома тоже пригласили. Завтрак шел в чинном молчании, даже десятилетний Майк не смел нарушить его смехом: Джон любил, чтобы уважали то, что едят, оно добыто его руками. Тому этот торжественный завтрак казался почти религиозной службой, которую со стены благословляла богиня среднего благополучия - голубоглазая кошка.

Но на этот раз Джон не просто молчал - он молчал угрюмо. Давно прошло то время, когда приход Тома радовал Джона. Он был рад возвращению Тома после войны, он принял его, как младшего брата, он хотел возобновить прерванную самим Томом опеку, он снова помог ему устроиться на заводе и помог бы выйти в люди… Со временем Том тоже имел бы дом, имел бы то же довольство… Но, вместо благодарности, он встретил со стороны Тома глухой отпор, даже насмешку. Сначала он считал это завистью - и это, конечно, было глупо и несправедливо со стороны Тома: кто же гнал его за океан? За эти два года он мог бы здесь много сделать, а ошибся - пеняй на себя, не завидуй тому, кто оказался умнее! Вскоре Джон стал подозревать, не сочувствует ли Том коммунистам. Когда же он напрямик спросил его об этом, то вдруг с ужасом услышал, что Том - член Коммунистической партии, у него даже есть партийный билет! Все стало ясно: Том - враг, потому что он враг собственности, он против того, чтобы Джон владел домом, садом, холодильником.

Не только влюбленные и друзья тоскуют в разлуке - иногда и врагам не обойтись друг без друга. Бывало, Джон кричал Доре: «На порог не пущу твоего паршивого кузена!», а потом сам же чувствовал непреодолимую потребность вступить в словесную схватку с коммунистом. На путь истины коммуниста, конечно, не наставишь, но хоть пристыдить его! Томом владели другие чувства: ведь Джон - все-таки рабочий, есть же в нем, за что можно уцепиться, не окончательно же он забаррикадировался в своем доме! Джон обычно раздражался и кричал, Том говорил спокойно и тем больше раздражал Джона. Дора металась между обоими, стараясь примирить непримиримое.

Но в воскресенье Джон не был расположен к схватке - вот почему приход Тома его расстроил. По воскресеньям он уже с утра предчувствовал удовольствие, с каким целый день будет возиться в своем любимом садике. Кроме того, по воскресеньям после завтрака Дора с Майком отправлялась в церковь, и это тоже настраивало Джона на торжественный лад. Сам он не так-то часто бывал в церкви - не мужское это дело! - но следил за тем, чтобы жена и сын не пропускали ни одной воскресной службы: Дора как бы представительствовала перед самим господом богом от всей семьи Джерардов. Так было надежно и прилично.