Невидимый - [10]

Шрифт
Интервал

— Нашел что-нибудь? — спросил Нильсон, когда Форс сел в машину.

— Нет. Можешь подбросить меня до школы Халлбю?

— Не вопрос, — ответил Нильсон, включил передачу и выехал на шоссейную дорогу.

— Я встретил Берга, — сказал Форс через некоторое время. — Он жег листья.

— Некоторым плевать, когда жечь листья, на ветер они просто не обращают внимания, — пробурчал Нильсон. — В прошлом году у нас уже в начале лета было три лесных пожара. Слава богу, тогда огонь не распространился на большую территорию, но при таком ветре может быть все что угодно.

— Может, он просто от всего устал? — сказал Форс.

— Ты о чем? — поинтересовался Нильсон.

— Некоторые получают удовольствие, нанося вред другим.

— Берг не такой. У него в голове свои тараканы, но он хороший парень.

Нильсон включил радио. Передавали старый шлягер.

— Помнишь эту песню?

— Помню, — ответил Форс, — мне в то лето было пятнадцать. Отец занял очень приличное место в шахматных соревнованиях и подарил мне магнитофон «Тандберг».

— Магнитофон «Тандберг», — повторил Нильсон, — сейчас таких уж и не найдешь.

Они замолчали и ехали молча до школы Халлбю.

— Я там недолго пробуду, — сказал Форс, выходя из машины, — подожди меня здесь.

Нильсон кивнул.

Школа Халлбю располагалась в трехэтажном кирпичном здании. «Массивные ворота явно тяжеловаты для малышей», — подумал Форс, с трудом открывая калитку. В холле звучало эхо. На лестнице он встретил толпу детей. Должно быть, они шли в столовую. Оттуда пахло жареной рыбой.

— Где тут дирекция? — спросил Форс девочку с пластинкой на зубах.

— На втором этаже, — ответила она.

В дверях маленькой комнаты около дирекции Форс столкнулся с Нурдстремом. Он нес рулон электропровода.

— Я могу с вами поговорить? — спросил Форс.

— Это может подождать?

— Нет.

Нурдстерм поставил рулон на шкаф с документами.

— В чем дело?

Форс зашел в комнату. Она была немного больше гардероба, в ней находились маленький письменный стол с телефоном и несколько шкафов, набитых документами. Над расписанием склонилась женщина. Форс показал удостоверение.

— Простите, но мне понадобится на пять минут это помещение, — сказал он.

Женщина взяла стопку книг, кинула взгляд на Нурдстрема, который доставал табакерку, и поспешно вышла.

— Сколько у вас учеников в школе Люгнета?

— Я уже говорил. Четыре параллели. Скоро будет свыше трехсот.

— И у каждого ученика есть свой собственный шкаф?

— Конечно, — Нурдстрем потер подбородок и положил табакерку в нагрудный карман.

— Как можно узнать, где чей шкаф?

— По базе данных.

— То есть вы не помните, где чей шкаф?

— Я должен это знать?

— Но вы сразу же указали шкаф Хильмера.

— Да.

— Почему?

— Ну, шкафы некоторых учеников я знаю.

— Вы знаете, чьи шкафы находятся рядом со шкафом Хильмера?

— Это нужно смотреть по списку.

— Почему вы запомнили именно шкаф Хильмера?

Нурдстрем вздохнул:

— Это важно?

— Отвечайте на вопрос

— Я не могу объяснить, почему я помню, где именно его шкаф. Я же сказал, шкафы некоторых учеников я знаю.

— Кажется, шкаф Хильмера был недавно покрашен.

— Да, это так.

— Вы недавно покрасили шкаф Хильмера?

— Это допрос?

— Называйте это как хотите, но отвечайте на вопросы. Итак, вы недавно покрасили шкаф Хильмера?

— Да, я недавно покрасил его.

— Когда?

— Две недели назад.

— Зачем?

— Он нуждался в покраске.

— Но вы покрасили только один шкаф, почему только один шкаф, шкаф Хильмера?

— Я уже сказал.

— Нет, вы не сказали. Почему вы покрасили именно его шкаф?

Нурдстрем затеребил табакерку.

— Какое право вы имеете так со мной разговаривать?

— Вы можете получить письменное приглашение на допрос в городе, если вам так больше нравится.

— Кто-то изрисовал шкаф Хильмера.

— Кто?

— Я не знаю.

— Что значит — изрисовал?

— Там был нарисован крест

— Какой крест?

— Свастика.

— Какого размера?

— Приблизительно пятнадцать сантиметров.

— Какого цвета была свастика?

— Черного.

— И все?

— Еще три буквы.

— Какие?

— Три Н.

Форс огляделся в поисках бумаги. На одном из стеллажей лежала кипа чистых листов. Форс взял один, положил его на стол перед Нурдстремом и достал из внутреннего кармана ручку.

— Нарисуйте, какого размера была свастика.

— Я никогда не был особенно силен в рисовании.

— Можно соскрести краску с дверцы шкафчика, если вас это больше устроит

Нурдстрем нарисовал. Свастика заняла половину листа.

— Вот так приблизительно.

Форс взял листок со свастикой, свернул вдвое и положил во внутренний карман. Затем он протянул Нурдстрему новый лист.

— Теперь три Н.

Нурдстрем нарисовал три буквы Н подряд. Форс взял бумагу, свернул ее и положил во внутренний карман.

— Спасибо.

— Теперь вам все ясно?

Форс промолчал.

— Теперь вам все ясно? — повторил Нурдстрем.

— Почему вы ни слова не сказали об этом утром?

— Я и не подумал про это.

— Вы закрасили свастику и все?

— Что вы имеете в виду?

— Вы рассказали школьному руководству, что на одном из шкафов кто-то нарисовал свастику?

— Да.

— Кому?

— Хумблебергу.

— И что он сказал?

— Что мне придется покрасить шкаф.

— Получается, что вы покрасили шкаф по распоряжению Хумблеберга?

— Да.

— Вам приходилось закрашивать свастику раньше?

— Да, такое случалось.

— Когда?

— Некоторое время назад.

— Где?

Около шкафов, в коридоре возле учительской, у спортзала.


Рекомендуем почитать
Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.