Невидимый - [12]

Шрифт
Интервал

— Тогда я позвоню Эриксонам, если что. Хочешь кофе?

— Спасибо, — Форс поднялся и закрыл окно. — Как дует.

— Будет еще хуже, — сказал Нильсон. — Такой ветер вполне может повалить деревья.

Они пили кофе и слушали ветер. Форс со вздохом отставил чашку.

— Есть кто-нибудь?! — крикнул кто-то от входной двери.

— В кухне! — ответил Нильсон.

В дверях кухни появился Улле Берг. Казалось, он полностью закрыл собой проход. Он обратился к Форсу.

— Могу я с вами переговорить?

— Конечно.

— Выйдем?

И Берг пошел на парковку перед правлением коммуны. Он остановился около своего красного «вольво». Ветер дул ему в спину. Берг поднял воротник куртки.

— Я слышал, вы разговаривали с Нурдстремом.

— Да.

Берг впился в Форса взглядом. В воздухе крутился песок. Форс отвернулся от ветра и сунул руки в карманы куртки.

— Все эти истории со свастикой — дело довольно щепетильное, — продолжил Берг.

— Что вы хотите сказать?

— Это может быть неверно истолковано.

— Как это?

— Я уверен, вы понимаете, о чем я говорю.

— Нет.

Берг нагнулся к Форсу:

— Нам совершенно не нужно, чтобы об этом районе шла дурная слава. Надеюсь, вы это понимаете?

Форс вздохнул:

— Что вы хотите?

— Не нужно делать из мухи слона, вот что я имею в виду.

— Я вас не понимаю.

— Не стройте из себя идиота!

— Я на самом деле не понимаю.

Берг вздохнул. Он выглядел совершенно измученным. Новый порыв ветра поднял пыль с дороги.

— Пока пресса еще не поместила всю эту историю на первые страницы, но это лишь вопрос времени. Местные газеты уж точно вцепятся в эту тему.

— О том, что Эриксон пропал?

— О том, что он подрался с мальчишками, которые рисуют свастику.

— Этого я не знал, — сказал Форс. — Что это за мальчишки?

Берг понял, что сболтнул лишнее.

— Я точно не знаю, но пацаны в этом возрасте всегда выдумывают много всякого дерьма. И в большинстве случаев не стоит придавать этому большого значения.

— Нурдстрем рассказал что-нибудь о тех парнях, с которыми поссорился Эриксон?

— Нет.

— Точно?

— Да. Мне пора. Но мы с вами еще поговорим. Мы стремимся к тому, чтобы этот район стал привлекателен для туристов с континента. Пока нам все удавалось. — Берг нагнулся к Форсу и сунул руки в карманы куртки. — Вы понимаете, что никакие Фриц и Ута из Берлина не захотят приехать сюда порыбачить со своими ребятишками, если пройдет слух, что у нас тут хозяйничают нацисты?

— Вот как?

Берг покачал головой:

— Никто сюда тогда не приедет. Пока!

Согнувшись против ветра, он исчез в здании правления. Форс вернулся к Нильсону. Тот мыл посуду.

— Я поехал.

— Я позвоню, если что, — ответил Нильсон, не поворачиваясь.

Понедельник, день

Форс проехал мимо парковки с указателем на тропинку вдоль Флаксона. Ветер задувал в маленький «гольф» и обсыпал салон елочными иголками. Через некоторое время Форс выехал к желтому дому с синим почтовым ящиком. На ящике большими буквами было написано «Эриксон».

Форс подъехал к гаражу, остановил машину и вылез. Он подошел к дверям. Открыла женщина с коротко остриженными рыжими волосами, в джинсах и шерстяном свитере. Она сложила руки на груди и поеживалась, как будто от холода. Несмотря на то, что хозяйка дома была в сабо, она едва доставала Форсу до подбородка. Они поздоровались за руку.

— Харальд Форс.

— Анна.

Они прошли в дом и оказались в большом светлом холле, оклеенном белыми обоями. На полу лежал лоскутный коврик, стены были украшены фотографиями в рамках: мальчик и девочка. На одном снимке дети сидели в ялике, девочке года три, мальчику около пяти. На другом те же дети, но уже постарше, стояли на лыжах на фоне норвежских гор. Третья фотография, видимо, была сделана на Средиземном море: дети выглядели сильно загоревшими.

Форс снял ботинки. Анна Эриксон остановилась на пороге гостиной.

— Хотите что-нибудь?

— Можно кофе?

— В гостиной, в термосе.

Форс вошел в гостиную. Светлая мебель, мягкие диваны, кафельная печка, большой телевизор, всюду цветы. Везде безупречный порядок. Одна из стен от пола до потолка занята книгами. Форс подошел к маленькому столику, на котором стоял кофейный поднос.

Полицейский уселся на диван. Анна Эриксон расположилась в кресле напротив.

— Я знаю, что вы уже все рассказали Нильсону. но не могли бы вы повторить ваш рассказ еще раз?

— Конечно. Сейчас кто-нибудь занят поиском?

— После обеда подъедет специалист с собакой. Он очень опытный, и собака у него отличная.

— Разве в таких случаях не обращаются к добровольным помощникам и не прочесывают лес?

— Так делают, когда пропадают маленькие дети или пожилые люди. А в подобных случаях лес прочесывают, но не сразу.

— Не сразу? Но почему?

Анна Эриксон наклонилась к столику и взяла блюдце с белой чашкой, разрисованной узором из голубых цветов. Руки Анны дрожали.

— У нас не хватает людей, а подростки частенько убегают из дома, а потом возвращаются. Но не подумайте, что мы несерьезно к этому относимся. Если Хильмер не объявится до вечера, мы привлечем к поискам больше людей.

— Почему бы не сделать это прямо сейчас?

— Нам надо знать, где искать. Именно поэтому я здесь. Расскажите мне все с самого начала. Хильмер должен был что-то забрать из раздевалки?

— У него была тренировка в Валлене. Я недавно купила два довольно дорогих банных полотенца. Хильмер взял одно и забыл его в раздевалке. Он сказал, что заберет его в понедельник, но я велела ехать немедленно и привезти полотенце домой.


Рекомендуем почитать
Кенар и вьюга

В сборник произведений современного румынского писателя Иоана Григореску (р. 1930) вошли рассказы об антифашистском движении Сопротивления в Румынии и о сегодняшних трудовых буднях.


Брошенная лодка

«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.