Невидимая Россия - [8]
Проходив несколько дней, Вера Николаевна сразу почувствовала себя хуже и слегла опять. Вызванный доктор смог приехать только через два дня, не сказал ничего определенного, но стал сразу серьезен и избегал вопросов Павла, обещая приехать через несколько дней. Вера Николаевна потеряла сознание. С тех пор, как мать слегла во второй раз, Павел не отходил от постели. Хотелось исправить всё то, что произошло за последние два года. В первый раз он заговорил с матерью о Нате.
— Я тебя вполне понимаю, — сказала Вера Николаевна, — это жизнь. В твоем возрасте все переживают первую любовь. Для тебя она святая и совершенство… При этих словах лицо матери приняло чужое, почти враждебное выражение. Павлу стало очень жаль мать. Он приник к изголовью постели. Длинные родные пальцы ее руки, как прежде, стали перебирать волосы Павла.
— Мама, не сердись… я ее так люблю!
Враждебное, сухое выражение на минуту исчезло с лица Веры Николаевны.
— Глупый ты, — сказала она с трудом, — твоя Ната просто хорошенькая куколка. Всё, что ты переживаешь, рождается только в твоей собственной душе, в ней и умрет; это плод твоего собственного воображения. Когда-нибудь потом ты вспомнишь мои слова.
Павлу стало обидно. Матери всегда придирчивы к предметам увлечения сыновей. Надо выдержать характер и перетерпеть, потом всё само собой уладится.
Больная поняла его мысли и нахмурилась. Опять что-то разделяло мать и сына.
Утром доктор еще раз выслушал Веру Николаевну.
— Надеюсь, что вы сегодня к вечеру достанете хорошую сестру милосердия, — сказал он уходя.
Целый день прошел в мучительном ожидании. Дважды Павел пытался кормить больную рисовым отваром из чайной ложки. Ложка стукалась о стиснутые зубы, голова попрежнему металась из стороны в сторону — половина отвара пролилась. Павел совсем измучился. Из города никто не ехал. Господи, как я мог всё это допустить! Неужели она умрет?
Температура изменялась скачкообразно. Вечером Марья Петровна сменила на несколько часов измученного Павла и он смог немного поспать. Ночью он опять дежурил у постели. Казалось, что наступает некоторое улучшение: больная стала меньше метаться, временами по 10–15 минут подряд она оставалась совсем спокойной.
Слава Богу, может быть, это кризис, может быть, наступит облегчение! В середине ночи Павел поставил свою постель рядом с постелью матери, лег и забылся.
Павел стоял перед парадной дверью с ободранной обивкой. — Такая знакомая дверь! Когда я ее видел? На лестнице пахло сыростью и еще чем-то необычно пряным. Да, я здесь уже был… Павел позвонил. Что за странный и такой знакомый запах… За дверью послышался шорох и она неслышно отворилась. На пороге стояла девушка в черном платье, молчала и странно смотрела на Павла. А, это сестра Анатолия! — вздрогнул Павел. — Он застрелился и лежит там… Поперек комнаты стоит стол, на столе гроб, а я вошел и еще ничего не знал… а лицо у него закрыто потому, что череп разнесло выстрелом… руки сложены на груди, большие жилистые… Анатолий ушел из школы и поступил на фабрику, чтобы кормить сестру и больного отца, огрубел, начал отставать от нас и превращаться в настоящего рабочего. Он так любил сестру и отца! Я стоял у гроба, а сестра и отец вышли… Анатолий оставил какую-то записку, что не хочет быть сексотом, а они не знали, кто и куда его втягивал… они обезумели от горя и всех, всех подозревали. А я не мог сказать им об организации и о том, что я знаю всё, и ушел, ушел… а они меня боялись и подозревали. Господи, зачем мы не оставили Анатолия в покое! Кто теперь содержит его отца?
Павел сразу проснулся и сел на постели. Через окно в комнату проникал тусклый свет. Лампа на столе потухла, лампадка чуть-чуть мерцала. Лица больной почти не было видно за тенью подушки.
Неужели умерла?
Павел вскочил и наклонился над матерью. Она дышала очень тихо, но дышала. Павел переменил компресс. Легкий храп вырвался из груди больной.
Слава Богу, что нет этого страшного бреда. Непрерывный спор с кем-то кончился, — почему-то подумал Павел.
Храп, похожий на стон, повторился. Павел взял Веру Николаевну за руку. Рука была холодная и тяжелая. Вдруг всё тело дернулось, еще, еще, немного сильнее, опять слабее… еще раз… она вытянулась и затихла. Хриплое дыхание, сначала участившееся, прекратилось. Она вздохнула еще раз совсем слабо и… это было всё.
Павел на минуту оцепенел. Нет, нет… не может быть так просто! Еще маленьким ребенком, когда во сне, как кошмар, ему представлялась смерть матери, Павел просыпался от ужаса и ему казалось, что он не переживет этого. Теперь, когда это так просто случилось, он не чувствовал почти никакого горя. Странно — даже некоторое облегчение. То, что сейчас перестало дышать, уже давно не было Верой Николаевной. Образ матери остался где-то реально существующим вне этого жалкого, теперь бездушного тела.
Господи, какой я жестокий, — с ужасом подумал Павел. — Что теперь надо делать? Кажется, пока она не остыла, надо сложить на груди руки.
Он опять наклонился к телу. Надо еще плотнее закрыть глаза — другим может показаться неприятным, как она глядит из-под век. Руки были еще гибкие и легли на грудь. Надо сказать Марье Петровне. Странно, я мыслю совсем нормально и ничего не забываю… Кстати, надо умыться.
Героиня этого необычного, сумасбродного, язвительного и очень смешного романа с детства обожает барашков. Обожает до такой степени, что решает завести ягненка, которого называет Туа. И что в этом плохого? Кто сказал, что так поступать нельзя?Но дело в том, что героиня живет на площади Вогезов, в роскошном месте Парижа, где подобная экстравагантность не приветствуется. Несмотря на запреты и общепринятые правила, любительница барашков готова доказать окружающим, что жизнь с блеющим животным менее абсурдна, чем отупляющее существование с говорящим двуногим.
Карл-Йоганн Вальгрен – автор восьми романов, переведенных на основные европейские языки и ставших бестселлерами.После смерти Виктора Кунцельманна, знаменитого коллекционера и музейного эксперта с мировым именем, осталась уникальная коллекция живописи. Сын Виктора, Иоаким Кунцельманн, молодой прожигатель жизни и остатков денег, с нетерпением ждет наследства, ведь кредиторы уже давно стучат в дверь. Надо скорее начать продавать картины!И тут оказывается, что знаменитой коллекции не существует. Что же собирал его отец? Исследуя двойную жизнь Виктора, Иоаким узнает, что во времена Третьего рейха отец был фальшивомонетчиком, сидел в концлагере за гомосексуальные связи и всю жизнь гениально подделывал картины великих художников.
Как продать Родину в бидоне? Кому и зачем изменяют кролики? И что делать, если за тобой придет галактический архимандрит Всея Млечнаго Пути? Рассказы Александра Феденко помогут сориентироваться даже в таких странных ситуациях и выйти из них с достоинством Шалтай-Болтая.Для всех любителей прозы Хармса, Белоброва-Попова и Славы Сэ!
Порой трудно быть преподавательницей, когда сама ещё вчера была студенткой. В стенах института можно встретить и ненависть, и любовь, побывать в самых различных ситуациях, которые преподносит сама жизнь. А занимаясь конным спортом, попасть в нелепую ситуацию, и при этом чудом не опозориться перед любимым студентом.
Название романа швейцарского прозаика, лауреата Премии им. Эрнста Вильнера, Хайнца Хелле (р. 1978) «Любовь. Футбол. Сознание» весьма точно передает его содержание. Герой романа, немецкий студент, изучающий философию в Нью-Йорке, пытается применить теорию сознания к собственному ощущению жизни и разобраться в своих отношениях с любимой женщиной, но и то и другое удается ему из рук вон плохо. Зато ему вполне удается проводить время в баре и смотреть футбол. Это первое знакомство российского читателя с автором, набирающим всё большую популярность в Европе.
Семейная сага Марины Ивановой «Главное выжить», – это исповедь перед людьми! Судьба трех поколений женщин из одной семьи не жалует ни одну из них. Но в этой жизни, мы все на испытании. Целая эпоха молчаливо наблюдает, – справятся наши герои с трудностями, смогут выжить в предоставленных обстоятельствах. Что выберут пороки или добродетель? Об этом вы узнаете, прочитав сборник романов Марины Ивановой, – «Главное выжить».