Невеста Обалуайе - [82]

– Я?.. – растерянно повторил Обалу.

– Нана отказалась от ребёнка сразу же, как только увидела его, – тихо продолжил Марэ. – Все были уверены, что это сын Ошала. Ни одна живая душа не знала о том, что случилось. Не знала даже Жанаина. Она просто забрала больного малыша из роддома и воспитывала как своего сына. Лечила его, учила, делала так, чтобы ему полегче было жить на свете. Только благодаря ей Обалу выжил. Выжил, несмотря на самое страшное проклятье… – Марэ помолчал, взял со стола чью-то кружку с давно остывшим кофе, сделал несколько больших, жадных глотков, и Эва заметила, как дрожат его руки.

– В Баие вам нечего было больше делать, дон Ироко. С отцом, который выгнал вас из дома без всякой вашей вины, вы не захотели даже увидеться. О своих детях вы ничего не знали. Не знали даже, что они есть на свете. Вы уехали к своим друзьям в Сан-Паулу. «Примейру команду де капитал»… Вы не последний человек там, верно, дон Ироко? Имя Рокки Мадейра де Карандиру скоро стало известно в четырёх штатах. Вы входили в любую тюрьму, когда хотели, и выходили из неё, когда вам было нужно. Вас боялись все – и бандиты, и полиция. Не потому, что вы несли смерть, нет. Таких в «Примейру…» было полным-полно и без вас, этим никого не напугаешь ни в фавелах, ни в тюрьмах. Но вы могли сказать человеку такое, после чего он уже не мог жить. И то, что вы говорили, всегда сбывалось. Ироко, дерево, корни которого уходят в дом эгунов, а ветви – в мир ориша, знает всё.

Ироко молчал.

– Я закончил, дон Рокки. Больше мне ничего не известно. И я не пойму лишь одного, – как вы позволили Нана овладеть вашим ожерельем. Как вы жили, зная, что в любой момент она может сделать с вами всё, что угодно?

– Как жил, парень?.. – не открывая глаз, спросил Ироко. – Да никак. Мне было всё равно, поверь. Ожерелье осталось у Нана после того, как она сорвала его с меня. Когда мы дрались там, на полу, в доме этого её «кота» – Ошала. – В голосе Ироко послышалось нестерпимое презрение, которое он даже не пытался скрыть. – Я не сразу вспомнил об этом. А когда вспомнил – очень удивился, что ещё жив. Сначала каждый день ждал смерти. Потом перестал. Я не знаю, почему Нана взялась за меня сейчас… через столько лет.

– Когда ваше ожерелье вернулось к жизни, моя мать испугалась, – пояснил Марэ. – Она сразу поняла, что означают проросшие в Бротасе молодые гамелейры. Она знала, на что способны эти шестнадцать семян – которые, как она думала, давно засохли и погибли. Она до смерти перепугалась, что вы вернётесь и снова вмешаетесь в её жизнь. К тому же она знала, кем вы стали за эти годы. Чёрный парень из каатинги не представлял для неё угрозы когда-то: Нана разделалась с ним очень легко. Но член «Примейру…» Рокки Мадейра, который вернулся мстить, – это страшно. Это по-настоящему опасно. И Нана…

– Что ж, можешь успокоить свою мать при случае, – сквозь зубы выговорил Ироко. – Я никогда не собирался ей мстить.

На веранде снова сделалось тихо. Затем Марэ негромко сказал:

– Я не собираюсь успокаивать Нана. Я ей не нужен так же, как и другие её дети.

– Так вот почему… – вдруг послышался хриплый голос, и все повернулись к Обалу, который, подняв голову, смотрел на братьев расширившимися глазами. – Вот зачем Нана понадобилась эта эпидемия! Люди начали болеть и уезжать! Квартал пустел! Закрылись террейро! Шанго покинул Бротас! И Нана могла делать там всё, что угодно! Никто больше не мог остановить её! Она убила пятнадцать гамелейр – и вы, дон Рокки, теряли силу с каждым убитым деревом! Я своими глазами видел это! Но с последним деревом, которое хранил Огун, Нана ничего не удалось сделать, и…

– Как ты позволил так заморочить себе голову, малыш? – вдруг с угрозой спросил Шанго, поднимаясь во весь свой гигантский рост. – Прежде ты никогда не плясал под дудку своей мамаши! С какой стати ты загадил мой Бротас этим дерьмом? Хотел сделать мамочке подарок? Что Нана пообещала тебе за это? Подожди-ка, я сам догадаюсь! – Издевательская ухмылка расплылась по его физиономии. – Мать всегда знает, что нужно сыночку, не так ли? Что она обещала тебе подарить? Снова какую-нибудь шлюшку, похожую на О…

Звонкий удар пощёчины прервал речь Шанго. Король Молний умолк, ошалело уставившись на младшую сестру, которая, стоя перед ним, вытирала дрожащую руку о подол платья.

– Ещё одно слово, Шанго, – и я убью тебя! – словно со стороны, слышала Эва собственный звонкий и ломкий от гнева голос («Боже, что я делаю, что я говорю? Я ударила Шанго? Я оскорбила его? При всех – своего старшего брата? Да он же сейчас меня убьёт!») – Обалу загадил твой Бротас?! Да ничего бы не случилось, если бы ты не сбежал оттуда сам! Ты оставил своё место и своих людей без защиты! Уехал из Баии! На всех террейро взывали к Повелителю Молний! День и ночь макумба звала ориша Шанго – а ты не отзывался! Не приходил! Плевать на всё хотел! И ты смеешь обвинять Обалу?!

– Мне сказать, почему я уехал, малышка? – хрипло выговорил Шанго, вытирая ладонью кровь с разбитой губы. – Мне сказать это так, чтобы все услышали?

– Брат, включи мозги, – коротко велел Огун. – Эвинья ничего не знает, она ни при чём!