Неведомые земли. Том 3 - [58]

Года за четыре до его кончины, чувствуя себя по ряду причин плохо в Камбалеке, добился я милостивого разрешения императора выдавать мне вспомоществование в Зайтоне, который лежит в трех месяцах пути от Камбалека.[15] [146]

…И в этом месте нахожусь я постоянно и живу на упомянутое вспомоществование императора, которое в генуэзских деньгах составляет около 100 золотых флоринов в год. И большую часть этого вспомоществования истратил я на сооружение церкви и думаю, что ни одна обитель во всей нашей провинции не сравнится с ней по благолепию и удобству.

Вскоре после смерти брата Перегрина я получил декрет от архиепископа, который поставил меня во главе упомянутой церкви, и теперь у меня были веские основания принять это назначение. И ныне я живу то дома, то в городской церкви, то в обители, смотря по желанию. Здоровье у меня хорошее, и, поскольку мне дано судить о сроке моей жизни, я вполне смогу потрудиться на этой ниве еще несколько лет.

А в этой громадной империи воистину есть люди любой нации, какие только существуют на земле, и люди любой секты. И каждому дозволено свободно исповедовать свою веру, ибо держится тут мнение, или, лучше сказать, заблуждение, будто каждый найдет спасение в своей религии. А посему и мы можем проповедовать свободно и без опаски. Никого из иудеев и сарацин не удалось нам обратить, но из язычников очень многие были крещены. Правда, немногие из крещеных идут по правильному христианскому пути…

Обо всех этих делах я, достопочтенный отец, кратко написал, чтобы осведомить вас. Моим духовным братьям и личным друзьям я не пишу, ибо неведомо мне, кто из них скончался, а кто еще жив, и прошу за это извинить меня. Но всем шлю привет свой и хотел бы, чтобы сохранили обо мне добрую память…

Все епископы, назначенные господином папой Клементием в Камбалек, мирно почили, в живых остался лишь я один. Братья Николай из Бантри и Андруций из Ассизи и еще одни епископ умерли сразу же по прибытии в Нижнюю Индию, в одном мрачном, гиблом месте (Ормуз?), где скончались и погребены многие другие братья. Да сохранит вас Господь ныне и вовеки во здравии.

Писано в Зайтоне, в год Господа нашего 1326 [вероятно, 1327] в январе месяце.[16]

* * *

Местопребыванием [великого хана] чаще всего бывает провинция Катай. Его предки горячо желали вступить в сношения с христианами. Около 200 лет назад направили они послов к святому отцу и просили о присылке мудрых духовных мужей, дабы [147] те наставили их в своей вере. Но из-за некоторых препятствий эти посланцы должны были вернуться.[17]

* * *

«…в этом же месяце я осведомил Ваши Высочества о землях Индий и об одном государе, который зовется «великий хан», что означает на нашем языке «царь царей». Этот государь и предки его много раз отправляли послов в Рим с просьбой направить к ним людей, сведущих в делах веры [doctores en nuestrasancta fé], дабы они наставляли в ней; святой же отец [папа] никогда не удовлетворял [эти просьбы], и много народов [поэтому] впало в ничтожество, приобщилось к гибельным вероучениям и обратилось к идолопоклонству.[18]

* * *

Францисканского монаха и архиепископа Джованни Монтекорвино можно с полным основанием назвать примерным посланцем веры и проповедником среди язычников. В 1288 г., когда ему исполнилось 36 лет, Джованни, по предложению магистра своего ордена Бонаграции, был послан папой Николаем IV (1288—1292) к монгольскому правителю в Персии и к великому хану. Последние 40 лет своей жизни францисканец безвыездно прожил в Азии, из них 36 лет — в Пекине, где и скончался в преклонном возрасте. При первом путешествии в Азию Монтекорвино действовал только в Персии. Хотя уже в то время вынашивались планы установить связи с Китаем, папский легат, после того как он долго пробыл в Тебризе у тогдашнего правителя Персии Аргуна, племянника Хубилая, вернулся оттуда в Рим для доклада. Сама причина поездки Джованни Монтекорвино в Персию была довольно своеобразной. Уже 6 июля 1274 г. монгольские послы (лицо, направившее их, в источнике не названо) прибыли в Рим к папскому двору.[19] Как это ни странно, через несколько дней после приезда их поспешно крестили. Об этой попытке монголов установить связи с апостольским престолом мы больше ничего не знаем.[20] Вероятно, она исходила от правителя Персии, ведь, как известно, завоеватель Багдада Хулагу, отец Абаги и брат Хубилая, еще в 1260 г. направил посольство к тогдашнему папе Урбану IV (1261—1264).[21] Весьма возможно, что на сей раз Персия шла по уже проторенному пути. [148]

Как бы то ни было, тогдашний правитель Персии Абага, как доказал Ремюза,[22] был весьма заинтересован в установлении хороших отношений с христианскими государствами, поскольку его монгольскому царству больше всего угрожало нападение сарацин. На этот раз обстановка сложилась иначе, чем в 1145, 1117 и 1221 гг. (см. т. II, гл. 115 и 119). Христиане и монголы как бы поменялись ролями. Теперь монгольский правитель искал поддержки у христиан, и его больше всего устроило бы, если бы папа Николай III (1277—1280) начал призывать к новому крестовому походу против сарацин в Египте.