Неуютное море - [55]

«Ну чего, спрашивается, торчит перед глазами? Не доверяет, что ли?» — раздраженно думал Вадим Евгеньевич.

Менялись рулевые, а капитан всё ходил и ходил от крыла к крылу. Десять шагов туда, десять обратно. Час, второй. В голове одна мысль: «Уменьшилась скорость каравана. Да еще потеряно десять часов во льду. Мы передвигаемся не по девять миль, как предполагали, а всего по семь».

Карданов зашел в рубку. Он взглянул на барометр. Синяя стрелка стояла на «переменно». Согнутым пальцем он постучал по стеклу. Стрелка чуть заметно качнулась влево. Тенденция к понижению давления! Скверно.

На штурманском столе — карта. По ней тонкой линией прочерчен курс. Капитан раздвинул ножки циркуля, принялся измерять расстояние. Ох, далеко еще до Енисейского залива! Снова вышел на мостик. Бархатов, хлопнув дверью, скрылся в рубке. Нечего двоим делать на мостике. Был бы еще туман, а тут ясная погода.

А погода была какая-то зловеще-ясная. Из-за малинового горизонта вырывались розовые растрепанные перистые облака. Серые тучи уходили на восток. Их очертания медленно менялись, увеличиваясь в размерах. Зато другая половина неба светлела, становилась зеленоватой. Белые клочки облаков неподвижно стояли над головой. Море, блестяще-черное как нефть, без единой рябинки, лежало неподвижно.

Володя Смирнов, подметавший мостик, сказал:

— Погода какая хорошая, Андрей Андреевич. Идем как по озеру.

Карданов не ответил. Матрос с удивлением посмотрел на него.

Лед кончился. Кругом — чистая вода. Пришло новое утро. Андрей Андреевич спустился в каюту. Он прошел через столовую. Команда оживленно завтракала.

— Кофейку? — спросила Тоня, увидев капитана. — Скоро придем на Енисей?

— Скоро, Антонина Васильевна, — усмехнулся Карданов. — Кофе пить не буду.

— Кто же такие вопросы задает в море, чудачка ты, право, — нахмурился Пиварь. Когда придем, тогда скажем.

В каюте Карданов не раздеваясь прилег на диван. Стук дизелей усыплял, но капитан лежал с открытыми глазами. Спать не хотелось. Нервы были напряжены до предела. Он ждал, что с минуты на минуту услышит торопливый топот по трапу, стук в дверь и встревоженный голос вахтенного матроса: «Вас просят на мостик!»

Почему-то ему вспомнился недавний разговор со Шмелевым. Он произошел, когда караван ожидал самолет. Карданов пришел в рубку. Облокотившись на телеграф, нахохлившись, стоял вахтенный Шмелев. Увидя Карданова, он обернулся.

— Не слыхать нашего самолета, товарищ капитан? — ехидно сказал Генька. — Не зазимуем?

— Не зазимуем, Шмелев.

Андрей Андреевич присел на диван, вытащил папиросы, закурил. Генька снова уставился в заснеженный квадрат окна. Капитан задумчиво пускал струйки дыма, наблюдая, как они растворяются в воздухе. Он видел ссутулившуюся спину матроса. От всей его фигуры веяло скукой и безразличием к окружающему.

Скучаешь? — спросил Карданов.

Шмелев быстро обернулся:

— А что, танцевать мне? На ваших баржах не повеселишься.

«Хочет поспорить», — подумал капитан и сказал:

— Не в судне дело, а в характере человека. Ты бы и на лайнере скучал.

— Почему это?

— Работу не любишь.

— А кто ее любит? Покажите мне такого идиота.

— Я, например.

— Вы другое дело. Вы капитан. А мне что — швабру любить прикажете?

— Я не родился капитаном. Ты не родился со шваброй в руках. Мы оба ходили в школу. Я мечтал о море, а ты о легкой, красивой жизни…

— Все об этом мечтают, — перебил Шмелев.

— О хорошей жизни справедливо мечтают. Только одни не жалеют труда для этого, а другие хитрят.

— Теперь идейных нету, одни хитрецы.

— У меня другое мнение. Сколько бы ни было хитрецов — я останусь честным, мне так больше нравится…

Наступила пауза. Наконец Шмелев проворчал:

— Честность, честность — это в газетах. А в жизни всё иначе.

— Ты уверен?

Генька помолчал.

— Уверен, сказал он, не поворачиваясь. — Не верю в правду на земле. Считаю, что люди делают всё только для себя. А вот наших «сознательных» понять не могу. Чего они в машину полезли? Так вкалывать, как они вкалывали!.. Вот думаю — и не понимаю.

— Думай, Шмелев, думай, — усмехнулся капитан, — это хорошо, когда человек думает о таких вещах…

…В каюту постучали. Карданов вскочил с дивана. Вошла Ирина. Она протянула ему радиограмму. Капитан прочел:

«Штормовая. Всем судам. В ближайшие два часа ожидается усиление ветра от норд-норд-оста силою до 7 баллов на трассе Юшар — Диксон. Диксон-погода».

Лицо Карданова помрачнело. Он разглядывал белый листочек, стараясь прочесть то, чего не было написано на бумаге: что ждет их через два часа?

— Плохо, — тихо проговорил капитан. — Заходить здесь некуда, Ирина Владимировна. До залива девяносто шесть миль. Это двенадцать часов хода. За двенадцать часов может случиться многое. Догнал… Извините, мне надо идти.

Он тяжело встал, вздохнул и принялся одеваться. Ирине хотелось помочь, она понимала, что испытывал капитан. Но чем помочь?

— Не надо быть такой грустной, — вдруг с нежностью сказал Карданов. — Перенесем и этот шторм. Вы же говорите, что больше семи баллов не будет? Выдержим.

— Не будет. Ни в коем случае. Я ручаюсь! — воскликнула Ирина, желая хоть как-то ободрить капитана.

Карданов благодарно улыбнулся ей. Он хорошо знал, что такое семь баллов для самоходок, и чувствовал, что наступает самый страшный момент в их плавании.