Неуютное море - [57]
— За выход я несу не меньшую ответственность, чем капитан. Решение правильное, — сухо сказала Ирина. Если бы мы остались в Юшаре, то, может быть, никогда бы не провели самоходки. Пришлось бы возвращаться.
Ирина замолчала и снова уставилась в окно.
Сколько времени прошло с тех пор как начался шторм, Карданов не заметил. Спустился вниз Бархатов, ушла обрабатывать полученные по радио материалы Ирина, встал к штурвалу Тюкин, а капитан всё так же неподвижно стоял у телеграфа, не чувствуя усталости. Он мучительно желал только одного — чтобы прекратился ветер, чтобы не слышать его воющего голоса.
На коротком штурманском диванчике сидел сменившийся с вахты Шмелев. Ему не хотелось идти в каюту. Им овладело странное безразличие. Скорее бы всё кончалось. Дернуло же его идти на эти душегубки! Ведь знал, что суда речные. Ему было непривычно страшно. Он взглянул на широкую спину капитана. Стоит, молчит, как сыч. Сидеть на диване неудобно, кладет то на один, то на другой борт. Надстройка скрипит как немазанная телега. Боцман приходил докладывал, что многие двери на судне не закрываются. Произошла деформация корпуса. Проклятое плавание!
Неожиданно раздался сильный удар, треск, звон разбитого стекла. Карданов отскочил к дивану, упал на Шмелева. В рубку устремился поток воды.
— Вот черт возьми! Окно волной выбило. Теперь и здесь от ветра не скроешься, — сердито сказал Карданов, стряхивая воду с кожанки. — Шмелев, принеси ведро, совок, позови Смирнова и вдвоем приберите здесь.
Генька неохотно поднялся. Опасливо открыл дверь:
— Ну и дает!
Ветер ворвался в рубку, в одно мгновение смёл со стола карту, транспортир, книги. Дверь с грохотом захлопнулась. В рубке стало холодно. Через разбитое окно ветер бил прямо в лицо, под ногами хлюпала вода. Капитан занял свое место у телеграфа. Его взгляд задержался на комингсе четвертого люка. На блестящей палубе чернела трещина, похожая на короткую жирную пиявку. Капитан ждал этого. Он поставил ручки телеграфа на «малый» ход. Скомандовал рулевому взять тридцать градусов под ветер. «Ангара» стала меньше принимать воду на палубу, удары в днище слышались реже. Мысль лихорадочно работала.
«Баржа может разломиться. Нужно подготовить людей, шлюпки. Сообщить каравану. Попробовать испытанный метод стяжки корпуса». Во время войны ему пришлось плыть на лопнувшем судне. Тогда пароход спасла стяжка.
Теперь глаза Карданова неотрывно смотрели на черный излом комингса. В рубку пробрались матросы с ведром и совком.
— Полегче стало идти, товарищ капитан. Кладет только зверски, — довольно сказал Шмелев, принимаясь вычерпывать грязную воду.
— Отставить уборку! Смирнов, подними всю команду. Пусть наденут спасательные нагрудники. Боцману скажите, чтобы готовил шлюпки. Ничего плохого нет, но, возможно, придется пересаживаться на другое судно.
Звякнула дужка от ведра. Шмелев отпустил ее. Ведро, дребезжа, покатилось в угол. У Геньки отвисла нижняя губа. Володя Смирнов побледнел и широко открытыми глазами смотрел на капитана. Тюкин обернулся, заикаясь спросил:
— Что, гибнем, Андрей Андреевич?
— Нет. Пока у нас только трещина. Но готовым нужно быть ко всему. К счастью, мы не одни в море.
Капитан подошел к столу, вытащил из ящика пистолет-ракетницу, заложил в нее красный патрон и снова сунул ее в ящик:
— Пусть тоже будет наготове, если понадобится позвать на помощь. Дай-ка руль, Тюкин, и подними сигнал: желтый вымпел, под ним шар. А вы, хлопцы, быстрее к боцману.
Карданов взял штурвал. Он остался один в рубке…
В столовой, одетые в пояса, сидели Шмелев и моторист Бабков. Оба молчали. По палубе одиноко каталось оторванное качкой капитанское кресло. Никто не хотел закрепить его. «Ангару» положило на борт. Сверху обрушилась волна. Через неплотно задраенные иллюминаторы по стенке потекли струйки воды. Кресло ринулось в сторону крена, ударило в буфет, дверцы открылись, и на палубу посыпалась посуда. Генька истерически закричал:
— Чего ждут, идиоты? На «Лангуст» надо переходить. Всё равно труба. Отплавались! Иначе рыбам на закуску пойдем.
— Я тебе дам на «Лангуст», шкура, — с презрением процедил Бабков. — Паникер! Шел бы лучше на палубу помогать работать.
— Переломимся, тогда поздно будет. Погибнем.
— Не погибнем. Посмотри в иллюминатор. Все суда недалеко, товарищи наши. Выловят, — уверенно сказал Бабков. — Да, впрочем, такие, как ты, не тонут.
В машинном отделении качка чувствовалась меньше, но людям, которые работали там, было не по себе. Каждый думал о том, хватит ли ему времени выбраться к шлюпкам, если поступит команда оставить судно.
Кучеров, Савельев и Болтянский — все в спасательных нагрудниках — наблюдали за работой двигателей. Стармех вызвал Кучерова в помощь Савельеву. Двери и вентиляторы были наглухо задраены. Кружилась голова. Не хватало воздуха. Мотористы держались поближе к выходу. Болтянский заметил это:
— Знаете что, мальчики? Отойдите от трапа. Волна может выбить дверь, и вас замочит. Без паники. Успеем выбраться. Пока машина работает, судно идет, всё нормально. Это лучше, чем в холодной воде плавать. А предосторожность, — стармех показал на пояс, — никогда не мешает.
