— Да мы сами смотрим, Андрей Андреевич. На швартовах ведь. Ничего особенного, — вступил в разговор Журавлев.
— Так плавать и командовать судами нельзя. Матросы смеяться будут.
— Кто, собственно, вы такой, чтобы нам нотации читать? — наклонясь к Карданову, спросил Рубцов. Он был сильно пьян. — Не хотите — не пейте и не мешайте нашей дружеской беседе.
— Оставьте, Иннокентий Викторович. Неудобно всё же. Ведете себя как мальчишка, — проговорил, поднимаясь, Гурлев.
— Чего там неудобно. Правильно! — поддерживая Рубцова, негромко пробурчал Туз.
— Ну вот что, товарищи капитаны. Сейчас разговаривать с вами бесполезно. Но заседание придется прекратить. Немедленно. Идите на свои суда и посмотрите, что на них делается. Сегодня после обеда прошу собраться у меня на «Ангаре». Как пишется — явка обязательна.
Карданов вышел. На мгновение в каюте воцарилось молчание, потом Рубцов неуверенно сказал:
— А ну его к… Давайте еще по маленькой. Тоже мне начальник!
Но настроение было испорчено.
— Пожалуй, пора закругляться. — Туз взглянул на часы. — Я иду до дому. Приготовьтесь к генеральному раздолбу.
За Тузом потянулись механики. В каюте остались Гурлев и Журавлев. Рубцов отборными словами ругал Карданова.
— Хватит, Иннокентий Викторович, — вдруг резко проговорил и Журавлев. — Прав Карданов. В море идем. По-серьезному готовиться надо.
Рубцов мутными глазами уставился на Эдика:
— Что, испугался, сынок? Вовремя хочешь исправиться? Не выйдет. Ты уже взят на карандаш.
Журавлев вернулся от двери, подошел к Рубцову:
— Я вам, Иннокентий Викторович, не сынок. И в другом родстве, к счастью, не состою. А пить надо кончать. В самом деле — на судах черт знает что…
Журавлев хлопнул дверью.
— Щенок! — крикнул ему вдогонку Рубцов.
Гурлев осуждающе покачал головой:
— Перебрал ты, Иннокентий. Нельзя так. Журавлев — мальчишка хороший. Моряк из него получится. Насчет водки он прав.
— Ты что, тоже уже исправился? Быстро!
— Как тебе известно, я и раньше не пил. Так что исправляться мне не от чего. А вот Карданова поддержать я должен был… Ты ведь сам понимаешь, что он прав. Капитан Рубцов, который в свое время командовал лучшим теплоходом в пароходстве, не может этого не понимать. Так-то, друг.
— Когда это было?.. — отмахнулся Рубцов. — Ну ладно. Иди.
Он тяжело опустился в кресло.
Вернувшись на «Ангару», Карданов долго ходил по каюте. Как поступить с Рубцовым, как пресечь начинающееся разложение?
Нужно немедленно отрубить эту «загнивающую голову». Но как? Ведь это капитаны… Такие же капитаны, как и он. И всё-таки Рубцова, очевидно, придется уволить… Всё очень сложно. Но он чувствует — нужно сломать безразличное, «перегонное» отношение к делу. Надо затронуть какие-то струны в сердцах людей, чтобы они почувствовали себя не на «задворках жизни», а настоящими, уважающими свой труд моряками. Неужели этого не понимают Рубцов, Туз, Журавлев? Все силы приложит он, Карданов, чтобы расшевелить своих капитанов. Пусть сами осудят то, что произошло. Только тогда что-нибудь выйдет.
Капитаны собрались у Карданова в назначенный час. Никто не опоздал. Все сидели, мрачно поглядывая вокруг, с насупленными бровями, чувствуя себя виноватыми за грубую выходку Рубцова, за ночное происшествие…
У Рубцова был жалкий вид. Небритое, опухшее лицо, красные глаза. Он прекрасно понимал, как позорно выглядел ночью. Гурлев и этот мальчишка Журавлев его осудили. Перед Кардановым, конечно, неудобно, но и он мог сделать всё потактичнее. Сел бы, пригубил… Видел же, что люди пьяные. А то изобразил из себя большого начальника, нотацию стал читать, дверью хлопнул. Такой же капитан, как и все. Не ему учить Рубцова. Во всяком случае, больших последствий не должно быть. Пожурит, наверное, — тем дело и кончится.
Так успокаивал себя Рубцов, но на душе у него скребли кошки.
Карданов закурил папиросу, затянулся. Он заметно волновался.
— Кажется, все, — начал Андрей Андреевич. — Придется говорить о неприятных вещах, товарищи. При таких порядках мы не сможем успешно осуществить переход. Суда стоят без присмотра. Вахтенные спят. Капитаны и механики пьянствуют.
За столом зашевелились. Туз сделал протестующий жест, но промолчал.
— …Да, пьянствуют, — продолжал Карданов. — А случится что-нибудь? Поднимется ветер, пожар, человек упадет за борт? Да мало ли что может случиться на судне, на котором нет вахтенного… Разве это непонятно? — Карданов нашел глазами Рубцова. Тот отвернулся. — Вы же моряки. Плавали не один год и, наверное, гордились чистотой и порядком на своих судах. Так почему же вы теперь… Я служил матросом, когда капитан Рубцов командовал «Аджаристаном». Это судно славилось постановкой морской службы. В чем же дело? Разве капитан Рубцов стал хуже? А вы, Эдуард Анатольевич, только-только начинаете работать, и уже не уважаете свое судно. Почему? Маленькое, перегонное… Поэтому! Кто из вас выполнил просьбу Маркова, рассказал своей команде про устав, про обязанности вахтенного, про всю серьезность нашего перехода? Может быть вы, товарищ Туз? Или вы, товарищ Гурлев?
Капитаны неловко молчали.
— Капитан Рубцов задал мне вопрос: трезвенник ли я? Отвечу. Нет. Пью в торжественных случаях. Но, не хвастаясь, могу сказать: никогда экипажи судов, которыми я командовал, не видели меня пьяным. Поэтому я всегда имел право спросить. А вы, товарищ Рубцов? Можете ли вы спросить со своих людей? Не думайте, что ваше поведение остается незамеченным…
