Неувядаемый цвет: книга воспоминаний. Том 3 - [143]
Воображение у него заиграло, разыгрывалось («У детей… легко разыгрывается… воображение…» – Терпигорев (Атава), «Проданные дети»); «Воображение его все разыгрывалось и разыгрывалось». – Горбунов, «Мысли вслух…»).
Наполнять воображение («…ржаное поле наполняло мое воображение…» – Аксаков С. Т., «Детские годы»), развлекать («…общество… в котором я… очутился, сильно развлекало мое воображение». – Пушкин, «Капитанская дочка»), завладеть, овладеть («Несчастная эта мысль овладела постепенно воображением Софьи Николаевны». – Аксаков С. Т., «Семейная хроника»), занять, сильно занимать, пленять, поразить («…занять и поразить воображение читателя». – Пушкин, «Мнение М. Е. Лобанова о духе словесности, как иностранной, так и отечественной»), сильно подействовать на воображение, говорить (много) воображению, врезаться в воображение.
Преследовать воображение, возбуждать, дразнить, раздразнить, подзадоривать (Чехов, «Калхас»), раздражать («… в ней вся прелесть не являлась сразу… а пряталась и раздражала воображение…» – Гончаров, «Обрыв»), распалять, растревожить, взволновать, воспламенять, разгорячать, пугать (Чехов, «Страхи»), мучить, терзать воображение («…Швабрин… терзал мое воображение». – Пушкин «Капитанская дочка»).
Казаться, чудиться, привидеться, мерещиться, грезиться, мниться, метиться.
Раздумье
Умственный, мысленный взор, мысленное окно, внутреннее зрение.
Призадуматься, впасть, погрузиться в задумчивость, в (глубокое, мрачное, тяжелое) раздумье, в размышления, углубиться в мысли, размышления, крепко, мрачно задуматься («…Клочков… мрачно задумался». – Чехов, «Анюта»); он весь ушел в свои мысли; уноситься мыслью, мыслями, остаться один на один со своими мыслями, утвердиться в мысли (Бунин, «Жизнь Арсеньева»), основаться в мысли, утвердить кого-либо в мысли.
Надумать, придумать, задумать, замыслить, измыслить, выдумать.
Не допускать мысли; ему не приходило в голову…; он об этом и не помышлял; ума не приложить.
Ему пришла в голову мысль; у него шевельнулась, мелькнула, блеснула мысль; невеселые, мрачные, беспокойные, тревожные мысли лезли в голову; «Смутные мысли бродили в его голове…» (Вельтман, «Приключения, почерпнутые из моря житейского»); мысли вихрем проносились у него в голове.
У него мелькнула мысль; ему вздумалось; у него на уме. Зародилась, закралась, затаилась мысль.
Собирать мысли, собираться с мыслями, не в силах собрать мысли, собраться с мыслями, приводить мысли в порядок («…мысли его пришли в порядок…» – Писемский, «Боярщина»).
Раздумывать(ся), обдумывать, соображать, прикидывать в уме, раскинуть умом, перебирать в уме, продумать, напрягать мысль, шевелить мозгами, ломать себе голову.
Вдуматься, осмыслить, осознать («…если осознать ее (благую весть. – Н. Л.)… разве будет она тогда благая?» – С.-Ценский, «Благая весть»), обмозговать, понять, постичь, уяснить себе, взять в толк, уразуметь.
Рассудить, склоняться, прийти к мысли, по зрелом размышлении…
Пришло в голову, на ум, взбрело на ум, вспало на ум («Ему вспало на ум, что… отряд… фуражиров перебрался в Долину…» – Лажечников, «Последний Новик»).
Засела (гвоздем) в голове мысль, запала в голову мысль, забрать себе, вбить себе в голову, держать в мыслях, втемяшилось, мыслями его завладел, не выходит из головы, не мог отделаться от мысли, мысли его были заняты, мысли его были далеко, он был занят мыслью, своими мыслями, эта мысль не давала ему покою.
Не идет на ум, вылетело из головы, из ума вон, выкинуть из головы.
Мысли путались, мешались. Мысли скачут. Направление мыслей («…мысли его вскоре приняли другое направление». – Пушкин, «Дубровский»), мысль его начала работать в другом направлении; течение мыслей («…по какому-то странному течению мыслей, оба становились перед образами…» – Чехов, «Душечка»); дать другое (новое) направление мыслям («…воспоминание о грустном зрелище дает новое направление мыслям…» – Короленко, «Над лиманом»); оборот мыслей («…мысли мои… приняли другой оборот». – Тургенев, «Андрей Колосов»).
Переменить мысли («…невеста… скоро переменила мысли…» – Карамзин, ИГР).
Раздумать, передумать, отдумать, отказаться от мысли.
Подать мысль, навести на мысль, на размышления, привести к мысли.
Выйти из задумчивости, «очнуться от раздумья» («…очнувшись от глубокого раздумья…» – Достоевский, «Бесы»), вызвать, вывести из задумчивости («Голос матери… вызвал… барышню из… минутной задумчивости». – Толстой Л. Н., «Два гусара»).
Чувства
Смущение
Оробеть, смутиться, сконфузиться, смешаться, стесняться, застыдиться, устыдиться, чувствовать себя неловко, испытывать чувство неловкости, чувствовать, ощущать (некоторую) неловкость, чувствовать себя неуверенно, замяться, немного помяться; осечься, растеряться, потеряться («Он стоял на крыльце дома Карениных как потерянный…» – Толстой Л. Н., «Анна Каренина»); «…проговорил он с совершенно потерянным видом» (Достоевский, «Идиот»); «Совсем потерявшийся Ганя отрекомендовал ее сперва Варе…» (там же); окончательно растеряться; в нерешительности, в нерешимости, в (полном) недоумении, в (крайнем) замешательстве, в смятении, в волнении, в расстройстве чувств, «в растрепанных чувствах».
Второй том воспоминаний Николая Любимова (1912-1992), известного переводами Рабле, Сервантеса, Пруста и других европейских писателей, включает в себя драматические события двух десятилетий (1933-1953). Арест, тюрьма, ссылка в Архангельск, возвращение в Москву, война, арест матери, ее освобождение, начало творческой биографии Николая Любимова – переводчика – таковы главные хронологические вехи второго тома воспоминаний. А внутри книги – тюремный быт, биографии людей известных и безвестных, детали общественно-политической и литературной жизни 30-40-х годов, раздумья о судьбе России.
Анатолия Кима трудно цитировать. Трудно хотя бы потому, что он сам провоцирует на определенные цитаты, концентрируя в них концепцию мира. Трудно уйти от этих ловушек. А представленная отдельными цитатами, его проза иной раз может произвести впечатление ложной многозначительности, перенасыщенности патетикой.Патетический тон его повествования крепко связан с условностью действия, с яростным и радостным восприятием человеческого бытия как вечно живого мифа. Сотворенный им собственный неповторимый мир уже не может существовать вне высокого пафоса слов.Потому что его проза — призыв к единству людей, связанных вместе самим существованием человечества.
В книгу вошли воспоминания старейшего русского переводчика Николая Любимова (1912–1992), известного переводами Рабле, Сервантеса, Пруста и других европейских писателей. Эти воспоминания – о детстве и ранней юности, проведенных в уездном городке Калужской губернии. Мир дореволюционной российской провинции, ее культура, ее люди – учителя, духовенство, крестьяне – описываются автором с любовью и горячей признательностью, живыми и точными художественными штрихами.Вторая часть воспоминаний – о Москве конца 20-х–начала 30-х годов, о встречах с великими актерами В.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эту книгу можно назвать книгой века и в прямом смысле слова: она охватывает почти весь двадцатый век. Эта книга, написанная на документальной основе, впервые открывает для русскоязычных читателей неизвестные им страницы ушедшего двадцатого столетия, развенчивает мифы и легенды, казавшиеся незыблемыми и неоспоримыми еще со школьной скамьи. Эта книга свела под одной обложкой Запад и Восток, евреев и антисемитов, палачей и жертв, идеалистов, провокаторов и авантюристов. Эту книгу не читаешь, а проглатываешь, не замечая времени и все глубже погружаясь в невероятную жизнь ее героев. И наконец, эта книга показывает, насколько справедлив афоризм «Ищите женщину!».
Записки рыбинского доктора К. А. Ливанова, в чем-то напоминающие по стилю и содержанию «Окаянные дни» Бунина и «Несвоевременные мысли» Горького, являются уникальным документом эпохи – точным и нелицеприятным описанием течения повседневной жизни провинциального города в центре России в послереволюционные годы. Книга, выходящая в год столетия потрясений 1917 года, звучит как своеобразное предостережение: претворение в жизнь революционных лозунгов оборачивается катастрофическим разрушением судеб огромного количества людей, стремительной деградацией культурных, социальных и семейных ценностей, вырождением традиционных форм жизни, тотальным насилием и всеобщей разрухой.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.
Автор книги «Последний Петербург. Воспоминания камергера» в предреволюционные годы принял непосредственное участие в проведении реформаторской политики С. Ю. Витте, а затем П. А. Столыпина. Иван Тхоржевский сопровождал Столыпина в его поездке по Сибири. После революции вынужден был эмигрировать. Многие годы печатался в русских газетах Парижа как публицист и как поэт-переводчик. Воспоминания Ивана Тхоржевского остались незавершенными. Они впервые собраны в отдельную книгу. В них чувствуется жгучий интерес к разрешению самых насущных российских проблем. В приложении даются, в частности, избранные переводы четверостиший Омара Хайяма, впервые с исправлениями, внесенными Иваном Тхоржевский в печатный текст парижского издания книги четверостиший. Для самого широкого круга читателей.