Неувядаемый цвет: книга воспоминаний. Том 3 - [142]
Спьяна, с пьяных глаз, под пьяную руку, в пьяном виде, по пьяной лавочке.
Хмель из головы не вышел.
С похмелья, с перепою.
Пьяным-пьяно, хоть купайся в вине, вина – хоть залейся, море разливанное.
Аппетит
Чревоугодник, обжора, объедала, лакомка, сластена. Дразнить, возбуждать, утолять, отбивать, портить аппетит. Объедаться, обжираться, есть за обе щеки, так, что за ушами трещало, уписывать, уплетать.
Сон, бессонница, пробуждение
Полудрема, полудремота, дремота, дрема, первосонье, полусон (в полусне), сон спокойный, мирный, безмятежный, блаженный, дурной, тяжелый, беспокойный, тревожный, мертвый.
Клонит ко сну, одолевает дремота, глаза слипаются, сон сомкнул глаза, смежил веки, осилил, одолел, пересилил, сморил.
Сквозь сон, спросонья, спросонок, впросонках.
Погрузить в сон, забыться (беспокойным, тревожным, сладким, глубоким, крепким, мирным, безмятежным, беспробудным, непробудным, мертвым) сном, спать как убитый, сном праведника, без задних ног, просыпу.
Нагнать, навевать сон («Ночь пролетала над миром … Тихие сны навевая…» – Плещеев, Летние песни, 6).
Сон не шел к нему, ему не спалось, сон бежал от него, от его глаз, сон у него прошел, отлетел от его глаз, сна ни в одном глазу.
Гнать от себя, от кого-нибудь сон, бороться со сном, осилить, пересилить дремоту, сон, стряхнуть дремоту («…сон стряхнул дремоту…» – Гончаров, «Обломов»).
Проснуться; пробудиться, восстать, воспрянуть от сна.
Проявления душевного состояния
Плач
Хныкать, нюнить, рюмить, распустить нюни, всплакнуть, плакать (горькими, горючими) слезами, плакаться, расплакаться, плакать в три ручья, не осушая глаз, пролить, пустить слезу, прослезиться, прошибла слеза, глаза на болоте, на мокром месте, разливаться, обливаться слезами, дать волю слезам, исходить, захлебываться слезами, утопать в слезах, реветь, реветь ревмя, плакать навзрыд, рыдать, разрыдаться.
Выплакать, оплакать, излить в слезах.
«…на глаза просятся слезы…» (Короленко, ИМС); слезы подступают к глазам, слезы выступили на глаза, в глазах стояли слезы; взор затуманился слезою; взор застилает слеза; слезы текли, катились, лились, струились, хлынули; слезы градом, слезы душили.
Смех
Раскаты смеха, взрывы хохота.
Смех беззвучный, раскатистый, дружный, неудержимый, визгливый; дикий, громовой хохот.
Прыскать, фыркать, не удержаться от смеха, давиться хохотом. Смех разбирает, душит.
Фыркнуть, прыснуть, хихикать, похохатывать, смеяться, расхохотаться, хохотать во все горло, смеяться до упаду, трястись от хохота, корчиться от смеха, надрывать животы от смеха, покатиться, покатываться со смеху, кататься от смеха, закатываться, заливаться хохотом, лопнуть от смеха, гоготать, реготать.
Смеяться неискренним, насильственным смехом.
Свойства
Голос, манера говорить
Голос нежный, мягкий, спокойный, вкрадчивый, теплый (Куприн, «Черный туман»); слабый, тихий, глухой, хриплый, сиплый, сдавленный, упавший, дрожащий, звонкий, дребезжащий, надтреснутый, гнусавый, скрипучий, визгливый, зычный, громкий, густой, раскатистый.
Запинаться, мычать, буркнуть, бубнить себе под нос, произносить слова в нос, бормотать, лопотать, произносить внятно, без запинки, раздельно, с расстановкой, расстановисто («… расстановисто и настойчиво произнес Обломов». – Гончаров, «Обломов»), нарочито медленно; цедить слова, подчеркивать, отчеканивать слова; напирать на слова, делать упор на словах, растягивать, цедить слова, говорить скороговоркой, ворчнуть, шипеть.
Способности
Память
Врезаться, зарониться в память, задержаться, остаться, сохраниться, запечатлеться, отпечататься, откладываться, вырисовываться, выдаваться в памяти («…этот день резко выдавался в ее памяти». – Станюкович, «Наши нравы»), хранить, сохранить, держать, задержать, закрепить, воссоздать, восстанавливать, возобновлять, воскрешать в памяти, вернуться памятью к… мелькнуть, проноситься, искать, перебирать, рыться в памяти, залегать в памяти, западать в память, уцелеть в памяти, прилипнуть к памяти («Коридор с синими лампами, прилипший к памяти…» – Булгаков, «Мастер и Маргарита»), прийти, привести на память, напрягать память.
Изгладиться, выпасть, выветриться, уплыть из памяти. Воспоминания оживают, воскресают. Память ему изменила. В памяти были еще живы, еще свежи… В памяти вставали, восставали, всплывали, воскресали. Память сохранила…
Я так живо помню … Мне живо вспомнилось … Стерлось в памяти … Память отшибло.
Воображение
Воображение ленивое, сильное, живое, богатое, беспокойное, неугомонное, больное, пугливое, встревоженное, растревоженное, горячее, разгоряченное, разгоревшееся, горячечное, пылкое, пламенное, воспламененное, воспаленное, расстроенное, мрачное, необузданное (Пушкин, «Пиковая дама»), разнузданное, развращенное, грязное; тугое, короткое (Куприн, «Лесная глушь»).
Сила, живость, пылкость, игра воображения.
Напрягать воображение, дать волю воображению.
Вызывать, создавать, рисовать в воображении; перенестись воображением.
Рисоваться, предстать, оживить, воскресать в воображении.
Воображение его (ясно) представилось, рисовалось, открылось, явилось, предносилось.
Возникнуть в воображении, создавать в воображении, вставать («… в ее воображении… вставали… люди…» – Чехов, «Именины»), мелькать, промелькнуть, проноситься, пронестись, жить («…эта красота жила только неделю в его воображении…» – Гончаров, «Обломов»), сменяться («…мрачные эпизоды в его воображении начали сменяться более отрадными». – Горбунов И. Ф., «Мысли вслух на парадном подъезде»).
Второй том воспоминаний Николая Любимова (1912-1992), известного переводами Рабле, Сервантеса, Пруста и других европейских писателей, включает в себя драматические события двух десятилетий (1933-1953). Арест, тюрьма, ссылка в Архангельск, возвращение в Москву, война, арест матери, ее освобождение, начало творческой биографии Николая Любимова – переводчика – таковы главные хронологические вехи второго тома воспоминаний. А внутри книги – тюремный быт, биографии людей известных и безвестных, детали общественно-политической и литературной жизни 30-40-х годов, раздумья о судьбе России.
Анатолия Кима трудно цитировать. Трудно хотя бы потому, что он сам провоцирует на определенные цитаты, концентрируя в них концепцию мира. Трудно уйти от этих ловушек. А представленная отдельными цитатами, его проза иной раз может произвести впечатление ложной многозначительности, перенасыщенности патетикой.Патетический тон его повествования крепко связан с условностью действия, с яростным и радостным восприятием человеческого бытия как вечно живого мифа. Сотворенный им собственный неповторимый мир уже не может существовать вне высокого пафоса слов.Потому что его проза — призыв к единству людей, связанных вместе самим существованием человечества.
В книгу вошли воспоминания старейшего русского переводчика Николая Любимова (1912–1992), известного переводами Рабле, Сервантеса, Пруста и других европейских писателей. Эти воспоминания – о детстве и ранней юности, проведенных в уездном городке Калужской губернии. Мир дореволюционной российской провинции, ее культура, ее люди – учителя, духовенство, крестьяне – описываются автором с любовью и горячей признательностью, живыми и точными художественными штрихами.Вторая часть воспоминаний – о Москве конца 20-х–начала 30-х годов, о встречах с великими актерами В.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эту книгу можно назвать книгой века и в прямом смысле слова: она охватывает почти весь двадцатый век. Эта книга, написанная на документальной основе, впервые открывает для русскоязычных читателей неизвестные им страницы ушедшего двадцатого столетия, развенчивает мифы и легенды, казавшиеся незыблемыми и неоспоримыми еще со школьной скамьи. Эта книга свела под одной обложкой Запад и Восток, евреев и антисемитов, палачей и жертв, идеалистов, провокаторов и авантюристов. Эту книгу не читаешь, а проглатываешь, не замечая времени и все глубже погружаясь в невероятную жизнь ее героев. И наконец, эта книга показывает, насколько справедлив афоризм «Ищите женщину!».
Записки рыбинского доктора К. А. Ливанова, в чем-то напоминающие по стилю и содержанию «Окаянные дни» Бунина и «Несвоевременные мысли» Горького, являются уникальным документом эпохи – точным и нелицеприятным описанием течения повседневной жизни провинциального города в центре России в послереволюционные годы. Книга, выходящая в год столетия потрясений 1917 года, звучит как своеобразное предостережение: претворение в жизнь революционных лозунгов оборачивается катастрофическим разрушением судеб огромного количества людей, стремительной деградацией культурных, социальных и семейных ценностей, вырождением традиционных форм жизни, тотальным насилием и всеобщей разрухой.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.
Автор книги «Последний Петербург. Воспоминания камергера» в предреволюционные годы принял непосредственное участие в проведении реформаторской политики С. Ю. Витте, а затем П. А. Столыпина. Иван Тхоржевский сопровождал Столыпина в его поездке по Сибири. После революции вынужден был эмигрировать. Многие годы печатался в русских газетах Парижа как публицист и как поэт-переводчик. Воспоминания Ивана Тхоржевского остались незавершенными. Они впервые собраны в отдельную книгу. В них чувствуется жгучий интерес к разрешению самых насущных российских проблем. В приложении даются, в частности, избранные переводы четверостиший Омара Хайяма, впервые с исправлениями, внесенными Иваном Тхоржевский в печатный текст парижского издания книги четверостиший. Для самого широкого круга читателей.