Неувядаемый цвет: книга воспоминаний. Том 3 - [135]
Социальное положение (Достоевский, «Униженные и оскорбленные», «Братья Карамазовы»). Социальные основы (Достоевский, «Братья Карамазовы»).
Состояние, направление, расположение умов («…всеобщее расположение умов». – Карамзин, ИГР). Образ, уклад, строй жизни.
«Невинные и чистые нравы» (Карамзин, «Аркадский памятник»). Чистота нравов (Нарежный, «Два Ивана»; Пушкин, «Евгений Онегин»; Чехов, «Рассказ неизвестного человека»). Простота нравов. Исправление нравов (Карамзин, «Похвальное слово Екатерине»). Очищение, улучшение нравов («…лучшие и приятнейшие изменения суть те, которые происходят от улучшения нравов…» – Пушкин, «Капитанская дочка»). Смягчение нравов. Послабление нравов (Лажечников, «Ледяной дом»). Повреждение нравов. Развращение нравов (Гоголь, «Ночь перед Рождеством»). Порча нравов.
Безвластие, безначалие, беззаконие; несогласие, неустройство, нестроение, шатость; «…кризис брожения умов и желаний…» (Достоевский, «Иностранные события»).
Беспорядки; восстание, встань (древнерусск.).
Наведение, поддержание, охрана порядка; принятие надлежащих мер в разных областях государственного устройства; проведение мероприятий («финансовых мероприятий» – Достоевский, «О государственном долге»).
Нововведения, преобразования, новшества.
Литература и искусство
Живость вымысла, бедность вымысла. Правда жизни.
«Сходство описаний с природою» (Нарежный, «Российский Жилблаз»).
«Резко очерченный тип» (Достоевский, «Маленькие картинки (в дороге)»).
«Психологический анализ» (Тургенев, «Клара Милич»). Ход рассказа, поэмы, пьесы. Живость рассказа, разговора.
Точность выражения (Пушкин, «Бал» Баратынского»), картинность выражения.
Отделка (подробностей).
Простота, сила, изящество слога; «свежесть слога» (Пушкин, «Баратынский»); слог «чистый и свободный» (Пушкин, «Три повести» Н. Павлова»).
Сила, музыка света.
Чувство цвета, цветовое ощущение.
Свежесть, оркестровка, сочетание красок; звучные краски («…душа лежала к примитивам с их… звучными красками…» – Рерих, «Собирательство»).
Сила тона («Темпера… не давала силы тона». – Рерих, «Живопись»), мягкость тона. «Воздушность и звучность тонов…» (Рерих, «Живопись»), «…драпировки… теплого, но не яркого тона…» (Станиславский, «Моя жизнь в искусстве»).
Четкие уверенные линии. Музыка линии.
Скупость, уверенность, мягкость, резкость, сочность яркого мазка.
Внешний облик человека; движения
Коренастый, широкоплечий (раздаться в плечах), широкий в кости, в плечах, плечистый, видный, видный из себя, крепкого телосложения, жилистый, здоровенный, ражий, дюжий, крепыш, здоровяк.
Осанистый, представительный. Невзрачный, плюгавый, плюгавец, заморыш, замухрышка, мозгляк.
Высокого, огромного, громадного роста, высокий, высоченный, рослый, крупный, длинноногий, долговязый, верзила, дылда, «под потолок ростом».
Невысокий, низкорослый, низенький, приземистый, коротышка, карапуз.
Тонкий (в поясе), изящный, гибкий, стройный, статный, ладный; он был хорошо сложен.
Сутуловатый, сутулый («…бродяга Сутулится…» – Блок, «Двенадцать»), согнутый, согнувшийся, горбящийся, сгорбившийся, согбенный.
Склонный к полноте, плотный, пухлый, полный, располневший, упитанный, солидный, дородный, тучный, пышнотелый, толстый, дебелый, грузный, сырой, рыхлый, мясистый, жирный, сытый, разжиревший, заплывший жиром, отъевшийся, откормленный, раздобревший, одутловатый, обрюзгший, отяжелевший, оплывший (о лице), опухший, «в теле», «вошла в тело», «расплылась», «раздалась», «расползлась», «разнесло», крупнолицый, толстомордый, мордастый, толстобрюхий, толстопузый, толстяк, толстушка, толстуха, брюхан, «поперек себя толще».
Худой, худощавый, сухощавый, сухопарый, поджарый, спавший с лица, осунувшийся, со впалыми щеками, испитой, исхудалый, изможденный, изнеможенный, изнуренный, отощавший, истощенный, «в чем душа», «кожа да кости», костлявый, хилый, тощий, щуплый, тщедушный, слабосильный, хлипкий, дохлый, квелый, с помятым, измятым, потертым лицом («Вон у тебя лицо помято…» – Гончаров, «Обломов»; «…господин… с сильно потертым лицом…» – там же).
Живой, подвижной, резвый, юркий, вертлявый, неугомонный, прыткий, шустрый, разбитной, верткий, непоседа, проворный, провор, вьюн, живчик, хлопотун, вострушка, егоза.
Вялый, сонный, апатичный, малоподвижный, неповоротливый, мешковатый, неловкий, нескладный, «нескладеха», неуклюжий, увалень, «тюлень», «медведь», «труперда», сиволдай, телепень.
Благообразный, недурен (собой), миловидный, смазливый, миленький, славненький, хорошенький, хорош собой, пригожий, красивый, красавец, красотка, красавица, раскрасавица, красавчик, красавец-мужчина, раскрасавец, писаный красавец, писаная красавица.
Неказистый, неприглядный, некрасивый, дурнушка, безобразный, уродливый, урод, уродина, чучело, чудище, страшилище, образина, морда, рожа, харя.
Голова
Посадка, постановка, наклон, очерк головы («… очерк головы у ней так чист и тонок…» – Фет, «Ее не знает свет…»).
Поднять голову, оторваться (от книги), полуобернуться, отвернуться, вскинуть, вздернуть голову, тряхнуть головой, нагнуть, пригнуть, наклонить, опустить, повесить, понурить, закинуть, запрокинуть голову, покрутить, помотать головой, склонить, клонить голову, голову клонило («…клонило голову набок». – Чехов, «Черный монах»), свесить голову (набок, на грудь), уронить голову на руки, обнять, обхватить, сдавить руками голову, схватиться за голову, втянуть, вжать голову в плечи.
Второй том воспоминаний Николая Любимова (1912-1992), известного переводами Рабле, Сервантеса, Пруста и других европейских писателей, включает в себя драматические события двух десятилетий (1933-1953). Арест, тюрьма, ссылка в Архангельск, возвращение в Москву, война, арест матери, ее освобождение, начало творческой биографии Николая Любимова – переводчика – таковы главные хронологические вехи второго тома воспоминаний. А внутри книги – тюремный быт, биографии людей известных и безвестных, детали общественно-политической и литературной жизни 30-40-х годов, раздумья о судьбе России.
Анатолия Кима трудно цитировать. Трудно хотя бы потому, что он сам провоцирует на определенные цитаты, концентрируя в них концепцию мира. Трудно уйти от этих ловушек. А представленная отдельными цитатами, его проза иной раз может произвести впечатление ложной многозначительности, перенасыщенности патетикой.Патетический тон его повествования крепко связан с условностью действия, с яростным и радостным восприятием человеческого бытия как вечно живого мифа. Сотворенный им собственный неповторимый мир уже не может существовать вне высокого пафоса слов.Потому что его проза — призыв к единству людей, связанных вместе самим существованием человечества.
В книгу вошли воспоминания старейшего русского переводчика Николая Любимова (1912–1992), известного переводами Рабле, Сервантеса, Пруста и других европейских писателей. Эти воспоминания – о детстве и ранней юности, проведенных в уездном городке Калужской губернии. Мир дореволюционной российской провинции, ее культура, ее люди – учителя, духовенство, крестьяне – описываются автором с любовью и горячей признательностью, живыми и точными художественными штрихами.Вторая часть воспоминаний – о Москве конца 20-х–начала 30-х годов, о встречах с великими актерами В.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Рассказ о жизни и делах молодежи Русского Зарубежья в Европе в годы Второй мировой войны, а также накануне войны и после нее: личные воспоминания, подкрепленные множеством документальных ссылок. Книга интересна историкам молодежных движений, особенно русского скаутизма-разведчества и Народно-Трудового Союза, историкам Русского Зарубежья, историкам Второй мировой войны, а также широкому кругу читателей, желающих узнать, чем жила русская молодежь по другую сторону фронта войны 1941-1945 гг. Издано при участии Posev-Frankfurt/Main.
ОТ АВТОРА Мои дорогие читатели, особенно театральная молодежь! Эта книга о безымянных тружениках русской сцены, русского театра, о которых история не сохранила ни статей, ни исследований, ни мемуаров. А разве сражения выигрываются только генералами. Простые люди, скромные солдаты от театра, подготовили и осуществили величайший триумф русского театра. Нет, не напрасен был их труд, небесследно прошла их жизнь. Не должны быть забыты их образы, их имена. В темном царстве губернских и уездных городов дореволюционной России они несли народу свет правды, свет надежды.
В истории русской и мировой культуры есть период, длившийся более тридцати лет, который принято называть «эпохой Дягилева». Такого признания наш соотечественник удостоился за беззаветное служение искусству. Сергей Павлович Дягилев (1872–1929) был одним из самых ярких и влиятельных деятелей русского Серебряного века — редактором журнала «Мир Искусства», организатором многочисленных художественных выставок в России и Западной Европе, в том числе грандиозной Таврической выставки русских портретов в Санкт-Петербурге (1905) и Выставки русского искусства в Париже (1906), организатором Русских сезонов за границей и основателем легендарной труппы «Русские балеты».
Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.