Неумерший - [33]

– Я Троксо, сын Уосиоса Свинопаса, сына жреца Брогитара! – провозгласил арвернский богатырь, держась одной рукой за ивовый борт кузова. – А кто ты будешь таков? Как смеешь ты шастать по землям короля Элуорикса со сборищем неповоротливых увальней?! Назови своё имя, чтобы я решил, достоин ли ты пасть от моей руки!

– Ты всего лишь нерасторопный пентюх, если не узнал меня, ничейный сын! – плюнул одноглазый. – Я Комаргос, сын Комбогиомара, короля секванов, сына Боннориса, короля секванов! Уйди с дороги со своими прихвостнями сию же минуту, когда ты осознал свой промах и трепещешь от страха!

Троксо грозно рассмеялся в ответ, раздувая от презрения ноздри.

– Убирайся прочь, калека! – прыснул он. – Твоя испорченная рожа потянет только на полтрофея. Она будет портить вид рядом с головой Эласа Тарбеля, которого я сразил перед тем, как вернуть петрокорам тридцать украденных им жеребцов.

– А достойнее добычи, чем черепушка конокрада, у тебя не найдётся? – рассмеялся Комаргос. – Богатыря, который лишил меня глаза, именуют Ремикос, сын Белиноса, короля туронов. Он пал от моей руки на поле битвы в тот же самый день, что и его брат Сакровез!

– Нашёл чем хвастаться! В битве Солониона я в одиночку сражался с двумя солдурами короля каваров. Их черепа красуются отныне на косяке моего жилища, а оба глаза до сих пор при мне, чтобы с презрением взирать на того, кто для короля не вышел рожей!

Пока богатыри поносили друг друга, их повозки продолжали вращаться, вовлеченные в гигантский круговорот воронки. Колёса в железной оправе и низкорослые кони поочерёдно на волосок проскальзывали от обоих рядов амбактов и чудом не натыкались на торчащие из них острые копья. Казалось, будто сам дух поединка, закруживший в вихре вывороченные комки земли и пучки подкошенной травы, хлестал нас наотмашь по щекам. Псы Троксо, заливаясь лаем, скакали посреди всей этой суматохи и насилу успевали уклоняться от копыт, которые в любую минуту могли переломать им хребты.

– Думаешь, что ты первый остолоп, который смеётся нам моим шрамом? – огрызнулся Комаргос, оскаливая зубы. – Когда я впихну твои рыжие лохмы в мой сундук, сможешь поболтать там об этом с Матумаром Беловаком, который однажды спросил меня у ворот Братуспантиона, хорошо ли я вижу одним глазом.

– Мне не обязательно лишаться головы, чтобы поболтать с покойником, – ухарствовал Троксо. – Каждую ночь я перекидываюсь словцом с Артахом, магом в золотом шлеме, которого я сразил на берегах Олта[60] во время войны с амбронами. Не проходит и ночи без того, чтобы его голова не пришла поплакаться ко мне во снах, упрашивая меня соединить её с останками тела.

– И что с того? Ты думаешь, что силён, потому что обкорнал амбронского жулика? Я же три дня и три ночи преследовал Моригеноса! Я самолично гнался за гутуатером[61]! Это произошло на исходе битвы в Амбатии после краха противника, и мой выколотый глаз ещё кровоточил! Целых три дня и три ночи! И чтобы избегнуть моей кары, кудесник оборотился кабаном и умчался в туронские леса! Так и ты, страшись моего гнева, рыжеголовый сын свинаря!

Резким движением одноглазый богатырь бросил дротик прямо в грудь старого Эпосогнатоса. Троксо молниеносно выставил свой щит перед кучером, и дротик отскочил от него. В ту же секунду он метнул собственное оружие. Бросок, казалось, не был прицельным, ибо дротик летел слишком низко, но на самом деле он был коварно рассчитан. Древко воткнулось наискось между спицами колеса и встряло в ось как раз в тот момент, когда колесница Комаргоса взяла разгон. Лошади взбрыкнули, как только почувствовали, что дышло и ярмо перекосились. Несмотря на всю сноровку, Суагр начал терять управление конями. Эпосогнатос резко развернул свою бигу, чтобы перерезать путь упряжке Комаргоса и полностью обездвижить её под радостные ликования арвернов.

И тут впервые я увидел, как Комаргос совершил небывалый трюк. Наши военные колесницы – упряжки лёгкие, созданные для маневров, ивовые борта у них лишь по бокам, а спереди кузов открытый. Когда одноглазый богатырь почувствовал, что упряжь начала метаться, он ринулся вперёд. Зажав в руке пику, он запрыгнул на круп лошади, и, резко оттолкнувшись, будто взлетев с места, пролетел над головами лошадей и, как молния, ударил по повозке противника. От сотрясения она хрустнула, и Комаргос отскочил от неё, словно кожура каштана, упавшего с дерева. Он всем своим весом свалился на Троксо и его кучера, и трое воинов покатились по траве.

Досадное падение оглушило Эпосогнатоса, будто обухом по голове. Троксо и Комаргос же вскочили на ноги резво, как хорьки, однако в кувырке они растеряли оружие. От удара о землю у одноглазого, ухватившего пику обеими руками, выбило щит. Рыжеволосый богатырь, метнув дротик, не успел схватить копьё, зато щит у него остался. Правой рукой он молниеносно выхватил из ножен длинный меч, хоть и был тот сейчас несподручен: слишком короткий по сравнению с копьём противника и слишком увесистый для пешего боя. Его псы, разбежавшиеся врассыпную при этом падении, тут же накинулись на Комаргоса, разъярённо оскалив клыки.

– Троксо! Чёртовы твои псы! – кряхтел Сумариос. – Отзови их немедля, не то я прикажу перебить их!