Неумерший - [122]

Интересно, что ждал Верховный король от меня взамен? Моего прощения? Это нелепица. Прощения моей матери? После того, что я совершил на острове Старух, он не мог сомневаться в том, что она отречётся от меня и что я больше не буду вестником её воли. Я мог бы предложить вниманию короля собственный рассказ, откровение о том, что случилось там, за пределами мира. Но он и так уже всё знает, что нового мог бы я ему поведать? Разве можно описать словами ужас? Саксена стала являться мне, как отец являлся королю. Мне не хотелось рассказывать ему об этом. Не будет Амбигату от меня обратной щедрости. Я пришёл сюда не торговаться!

– Ты ничего не скажешь? – спросил он.

– У меня нет ничего взамен.

Я думал, что он рассмеётся или разозлится, но ошибся. Впервые за это время он выглядел разочарованным.

– Тебе предстоит ещё многому научиться, – заметил он. – Если хочешь быть достойным сыном своего отца, нужно вести себя по-королевски.

Он встряхнулся и хлопнул в ладони.

– Так! Если сказать тебе больше нечего, пора заканчивать! Будем решать, что с тобой делать!

Он повернулся к Альбиосу, который уже давно слушал нас с закрытыми глазами.

– Предоставляю слово своему советнику. Ну, Победитель! Что думаешь?

Бард вздохнул. Произносить своё мнение ему явно претило. Ещё миг он молчал. На лице его застыло сосредоточенное выражение, которое я уже замечал, играя в рифмы, когда ему предстояло сочинить сложный куплет, но удовольствия от сложения стихов тут не было. Возраст вдруг взял над ним верх.

– Ты пытаешься расставить всё по своим местам, разобраться, какая ответственность лежит на тебе, а какая на твоём племяннике, – наконец начал он неохотно. – Ты говоришь себе, что твоя милость была бы решением, достойным монарха, но Белловез слишком задирает нос, что не облегчает тебе задачу. К тому же воины сочтут твою снисходительность за слабость, в то время как Великий друид увидит в ней тщеславие.

Верховный король нетерпеливо махал в воздухе рукой:

– Я спрашивал твоего мнения, бард, а не моего собственного!

– Между вами лежат два кровных злодеяния. Вся сложность в том, что вы принадлежите к одному роду: долг обязывает вас сплотиться перед лицом врага. В вашем же случае это невозможно.

– Я и сам это знаю, – гневно сказал дядя.

– С другой стороны, можно предположить, что нанесённый вами вред равнозначен. Ты убил его отца, Белловез убил твою мать. Из этого следует, что произошло некое замещение.

– Это правда, – признал Амбигат. – Но природа преступлений неодинакова. Сакровез не был моим кровным родственником, а Саксена была бабушкой этого мальчишки. Даже если мы в расчёте между собой, матереубийство имеет место быть.

– И это страшнейшее преступление, – вздохнул Альбиос. – Никто не поймёт тебя, если ты не накажешь его… И всё же тут не всё так просто. Казнив пророчицу, которая ошиблась в предсказании, Белловез поступил по обычаю. И случилось это далеко за пределами Света. С одной стороны, я не уверен, что в этом случае ты уполномочен вершить над ним суд, с другой – можно ли вообще говорить об убийстве, когда речь идёт о человеке, ранее умершем?

Альбиос пожал плечами.

– В действительности, – подытожил он, – у тебя на руках есть доводы как на приговор, так и на оправдание мальчугана. Но суть вопроса заключается не в этом. Корень проблемы кроется во взаимной ненависти, пожирающей вас обоих. Коли пощадишь Белловеза, а злоба по-прежнему будет глодать его душу, это может привести к потере твоего королевства. Если же предашь племянника казни, движимый не правосудием, а жаждой мести, то и это повергнет твоё королевство в крах. Однако, всемогущий владыка, я повторюсь: я не прорицатель. Я умею лишь затрагивать струны человеческих душ, но мне не дано постичь их тайны. Я не ведаю, что превозобладает в глубине ваших сердец. Тем не менее позволь обратить твоё внимание на ещё один важный момент. Он пришёл к тебе сам. Ты должен это учесть.

Амбигат с некоторой удовлетворённостью склонил голову. Затем, не без доли ехидства в голосе, спросил, указав на меня подбородком:

– А ты, юнец, сам-то что думаешь?

– Я не могу умереть здесь. Мне это не дозволено. Если хочешь заполучить мою голову, мне придётся убить тебя.

Король ухмыльнулся и фыркнул: «Упрямый баран!»

Он резко поднялся. Непроизвольно я сжал в руке копьё. А он отошёл на несколько шагов и встал в стороне, разминая ноги и потягиваясь.

– Нельзя сказать, что вы оба облегчаете мне задачу! – процедил он сквозь зубы.

Он стоял, созерцая грозные тучи и королевство, погрузившееся во власть ночи. Небосклон утопал в дождливых сумерках, а горящие вдали огни Аварского брода становились всё различимей. Амбигат с восхищением любовался этими унылыми просторами. Быть может, он искал у них совета, того, который не сумели дать ему мы.

– Довольно! – внезапно решился он. – Пора расставить всё по местам!

Повелительным тоном он окликнул воинов. В долине, окутанной сгустившимся мраком, встрепенулся отряд. Всадники рассыпались по склону холма и стали взбираться.

Если я и должен был что-то предпринять, то именно в тот момент. Я ещё успел бы проткнуть копьём сердце Верховного короля. Успел бы распихать псов, скатиться по кургану и запрыгнуть в повозку. Шансы уйти от своры гончих и такого числа всадников были невелики, но они и вовсе свелись бы к нулю, если бы я ждал появления битурижских воинов. Сумариос, конечно же, бросился бы мне на помощь, но наверняка сгинул бы в этой заварухе. Я должен был принять решение. Рука сжала в кулаке оружие.