Неугомонный Алергуш, или Повесть о том, кто кого проучил - [15]

— Ну дайте же мальчику поесть! На одной пустой воде он не поправится…

И вот Алергуш с жадностью уминает тёплую, кукурузную, круто заваренную кашу-мамалыгу.

Буль-буль, буль-буль! — поспешно проскальзывает мягкая, пропитанная соусом вкусная мамалыга.

Мама, папа и бабушка сплели руки вокруг кровати и облегчённо вздыхали, видя, что здоровье мальчика пошло на поправку и он ест с аппетитом. Особенно радовалась бабушка: её лекарство самое верное!

Что же до дневника, за которым отца с работы вызвали в школу и где отец около часу беседовал с классным руководителем, то Алергуш мог взять его и попозже, после того как отец уйдёт из комнаты.

Трудно прикидываться больным, когда ты здоров и тебя одолевает волчий аппетит.

Бабушка была на седьмом небе от радости: выходит, помогло растирание с уксусом и солью.

И всё-таки на следующее утро Алергуш не спешил подняться с постели. Он думал с тоской о том, что настал тот совсем безрадостный день, которого никак не минуешь. Хотя злосчастный дневник снова оказался в школьном ранце и дома всё как будто кончилось благополучно, незадачи Алергуша ещё не кончились, уж это он знал точно. Они продолжатся в школе, ведь уроков-то он так и не приготовил.

Потому он замешкался в постели, словно ждал какого-то чуда. А вдруг судьба сжалится над ним и пошлёт ему счастливый выход! Но какой может быть выход, он и понятия не имел.

Бабушка выгнала его из тёплой постели, сама застелила кровать, торопила с умыванием.

Вчера мама ставила Алергушу одеколонный компресс. Увидев внука чистым и умытым, бабушка улыбнулась:

— До чего красив и пахуч! Ничего для тебя не жалеем… даже одеколоном моем!

Алергуш принюхался, но ничего не учуял. Всегда так: когда от тебя пахнет, только ты один не чувствуешь запаха.

— Зачем меня надушили одеколоном? — рассердился он. — Хотите, чтоб меня девчонки засмеяли из-за вашего одеколона? Вот не пойду в школу!

— Эге-е! Так ведь и коза тоже не по доброй воле на рынок идёт. Не хочет, чтобы её продавали!

Чтобы внук перестал капризничать, пришлось бабушке сунуть руку в шкаф за деревянной мешалкой, которой она размешивает мамалыгу.

— Ну-у-у… Всё равно не пойду в школу… От меня несёт одеколоном!

На шум в кухню пришли отец и мама.

— Уж лучше признайся, что тебя мучат неприготовленные уроки. Одеколон тут ни при чём! — весело смеялась мама, радуясь выздоровлению сына.

И вот в руках Алергуша записка, в которой мама чёрным по белому объясняла, что её сын не приготовил уроков, так как приболел.

Эта записка немного успокоила мальчишку. Он кисло покосился на маму, чтоб убедить её, что всё на самом деле так, как она написала.

Ну и почерк у мамы! За такие каракули ему бы в классе и двойки не поставили. А ещё считается, что мама институт кончила!

Алергуш никак не мог понять, зачем ребят учат чистописанию да красивому почерку, если, вырастая большими, взрослые так уродуют буквы!

Бабушка тоже заглянула в записку. И она могла побожиться: никто не разберёт ни слова.

— Ну как там у нас в школе расшифруют, что я не приготовил уроков? — сердито ворчал Алергуш.

В разговор вмешался отец:

— Перестань! Небось и самые затейливые мамины закорючки разбирают в аптеке…

— Так ведь наша Вера Матвеевна не аптекарь! — не унимался Алергуш.

Но тут бабушка одним своим возгласом заставила замолчать неугомонного Алергуша.

— На, проглоти рыбьего жира! — сказала она.

Алергуш уткнулся в мамину записку, будто не слышит: «Уж лучше скорее в школу пойти!» Ну и потом, может статься, что Вера Матвеевна не только в математических задачках разбирается, а и в докторских рецептах и записках тоже. В крайнем случае Алергуш ей устно расскажет, о чём написала мама. А не поверит — пусть позвонит маме на работу.

На этом он окончательно примирился с жизнью, выпил какао с молоком и проглотил два яйца и два ломтя хлеба с сыром.

От бабушки ему досталась порядочная взбучка: бабушка не простила ему отказа от ложечки рыбьего жира. Зато мама сунула ему в руку чудесный апельсин, на котором была приклеена золотистая этикетка с заграничной надписью «Магос».

Алергуш тут же очистил апельсин и съел его. А этикетку он заботливо отклеил, стараясь не помять края. Такую этикетку добудешь не каждый день. Это редкость. «Покажу её ребятам в школе, — решил Алергуш, — пусть знают, какой апельсин я съел! Конечно, лучше было бы показать им апельсин…»

Сейчас он пожалел, что сразу съел его. Надо было так вот и принести вместе с этикеткой и показать всем, чтоб видели, что апельсин из самого Марокко!

Из-за этой этикетки он чуть не позабыл мамину записку. Вернее сказать, забыл бы, если бы ему не напомнила бабушка. Она заметила, что записка осталась на кухонном столе, когда Алергуш уже надевал форму. Красуясь перед зеркалом с красным галстуком на шее, мальчик любовался этикеткой, которую приклеил на лоб.

Бабушка была подслеповатой и не обратила внимания на его лоб, украшенный наклейкой.

И ушёл Алергуш из дому — за спиной ранец, в кармане мамина записка, на лбу этикетка с надписью в золотой рамке.

Но в школе его ожидало маленькое разочарование. Его опередили другие. Точно такие же этикетки были наклеены на многие парты, даже на учительском столе он обнаружил золотистые бумажки.