Неугомонный Алергуш, или Повесть о том, кто кого проучил - [17]

— Я смотрел кино «Ватерлоо»…

Нелли Викторовна улыбнулась уголками пухлых розовых губ.

— И я тоже смотрела, Алергуш. Но это не относится к сегодняшнему нашему уроку.

Но ученик не унимался. Ему непременно хотелось высказать всё, о чём он думал.

— Генерал Ватерлоо… То есть генерал Веллингтон, — мигом поправил себя Алергуш, — разгромил Наполеона, потому что Наполеон, значит, простудился и у него печёнки разболелись!

Тут Алергуш в недоумении разинул рот. Он не мог взять в толк, отчего весь класс расхохотался.

А Нелли Викторовна подошла к его парте, и Алергуш вдруг заметил, что её голубые, словно морская вода, глаза расширились и округлились. Учительница нахмурилась. Потом протянула руку и легко коснулась его лба. И Алергуш сразу вспомнил, что собирался отклеить апельсинную этикетку, да позабыл.

— Это ещё что такое? Что за марка?

Алергуш покраснел как рак и от стыда не знал, куда деться.

— Сейчас же ступай и смой своё «украшение»! И останься за дверью.

Мальчик страшно расстроился. Ему было стыдно перед Нелли Викторовной. Он злился на ребят, которые покатывались со смеху.

В коридоре Алергуш сердито проворчал:

— Больше никогда в жизни не стану есть апельсины с этикетками! Придумали, видите ли, приклеивать бумажку на каждый апельсин! А если б и мы тоже взялись за это дело да стали б писать адреса на всех яблоках, на всех грушах, на каждой айвушке! Сколько б нам в Молдавии этикеток потребовалось?!

Ворча себе под нос, Алергуш незаметно подошёл к двери класса. Но вместо неё он уже видел перед собой горы дынь, арбузов, груш и яблок, которые ожидают своей очереди на марку, и вот в типографии стучат станки, печатаются тысячи и миллионы марок… А в колхозах десятки тысяч женщин, вместо того чтоб доить коров или заниматься другим полезным делом, приклеивают марки на каждое яблоко, на каждую грушу, арбуз и дыню. Будто дыни и арбузы, яблоки и груши не будут такими вкусными, если не приклеить марку!

— Тьфу! Вот глупость! — почесал Алергуш затылок.

И вдруг он почувствовал несказанную радость от того, что избавился от украшения на лбу.

На перемене Алергуша окликнул Кирикэ:

— Ну, ты, Ватерлоо!

Алергуш не обиделся. Он знал, что генералы в конце концов занимают своё место в истории. Потому прозвище совсем не показалось ему оскорбительным. Алергуш поспешил узнать у Кирикэ, не вкатила ли ему Нелли Викторовна «пару» по истории или по дисциплине. Кирикэ его успокоил: учительница ничего не записала в журнал, и дневника она тоже не спросила. Так что судьба над ним сжалилась, повезло хоть на этот раз.

Впрочем, это было обычным для Нелли Викторовны. Не разбрасывалась она налево и направо плохими отметками. Точно так же и пятёрок никому не дарила случайно. Приходилось немало попотеть, прежде чем получишь хорошую отметку у учительницы истории!

Зато учительница не была и злопамятной. Бывало, поругает на уроке, даже накажет и больше никогда не вспомнит твою проделку, за которую ты был наказан. Понёс наказание — значит, нечего вспоминать старые грехи!

Обрадованный известием, которое сообщил Кирикэ, Алергуш приободрился. Но ненадолго. Пока не столкнулся с Георгицэ.

На Гицэ был толстый свитер с белыми квадратами по чёрному полю — совсем как шахматная доска. Если бы этот свитер красовался в витрине какого-нибудь магазина или принадлежал Кирикэ, Алергуш бы наверняка решил, что свитер совсем неплохой и рисунок у него вполне подходящий для ребят. О чём разговор! Носи себе шахматную доску на спине! Но откуда у этого зубрилы такой свитер? Мать связала на спицах, не иначе. Свитер принадлежал несносному «профессору», поэтому Алергуш насмешливо скривился:

— Ха-ха! Девчачий свитер!..

Большего позора представить себе невозможно. А «профессор» то ли был трусливым и боялся ввязаться в драку, как поступил бы в этом случае любой уважающий себя мальчишка, то ли был чересчур рассудительным и счёл более подходящим отделаться презрительным молчанием. Прикинувшись, будто не слышит, он прошёл, задрав нос и засунув руки в карманы.

Трудно было Алергушу стерпеть такое зазнайство. У него прямо руки чесались.

Гицэ сделал несколько шагов и стремительно обернулся, а потом стал спиной к стене и отважно ожидал нападения. Ну точно задиристый петух, готовый к бою.

— Ты почему не был на репетиции? — отрывисто спросил он Алергуша.

«Ага, вот ты о чём!» — торжествовал Алергуш и открыто поглядел на одноклассника.

— Репетиция?! Какая ещё репетиция? — возбуждённо спросил он, невольно растягивая каждое слово.

— Не прикидывайся дурачком! «Какая ещё репетиция»! Я ведь объявил на перемене, чтоб занятые в пьесе остались!

Алергуш сделал вид, будто силится припомнить.

— На какую, говоришь, репетицию?

— Хватит дурачиться… И нечего смеяться!

— Кто, я гогочу над тобой? — Алергуш еле удерживался, чтоб и впрямь не расхохотаться, оттого что Георгицэ не замечает, как его передразнивают.

— Нечего меня дурачить! Прекрасно ты всё слышал!

— Так ведь на перемене шумно. Мог и не расслышать!

— Слышал небось!

— А вот и не слыхал!

— Слыхал!

— Не слыхал я тебя!

Видя, что спору нет конца, Георгицэ решил разделаться с этим упрямым забиякой. То он дневник позабудет, то забудет прийти на репетицию…