Неугомонный Алергуш, или Повесть о том, кто кого проучил - [14]
Потому котёнок совсем не испугался, а пошёл следом за ребятами и замяукал, давая знать, что он рядом, что он не убежал. Только напрасно Полосатик старался привлечь к себе внимание. Ребята его не слышали. Он им больше не был нужен.
Тогда Полосатик застыл на месте. Была и у него гордость, и не желал он показывать, будто жаждет силком с кем-то подружиться.
Он ещё долго следил за ними взглядом своих зелёных глаз, похожих на сосновые иглы, и, наверное, недоуменно спрашивал себя: «Должно быть, это они? А может, обознался, и не они это вовсе?»
Спасительная болезнь
Для Алергуша этот неудачный день закончился в тот самый момент, когда он увидел, что Кирикэ вернулся из школы с пустыми руками.
Всё, что было потом, словно бы случилось в другой день. Не было смысла делать уроки, раз уж для него нынешний день кончился. Скверно, когда потеряешь книжку, марку, ручку… Но всё это можно достать заново: купить другую книгу, выменять другую марку, купить другую ручку, даже покрасивее потерянной…
Но как найти потерянный день, как вернуть его? Ведь ни в одном магазине не торгуют потерянными днями. Даже в универсальных, где продаётся всё что угодно. А вот потерянных дней не продают! От этой грустной мысли у Алергуша совсем пропала охота готовить уроки на следующий день.
— Что с тобой, внучек? Уж не разболелась ли голова? — участливо спросила бабушка.
Едва заслышав это, Алергуш и впрямь почувствовал головную боль. Только что её не было, и вот на́ тебе — мигом разболелась голова.
За обедом он морщился, и бабушка приложила руку к его лбу. Ей совсем не нравился вид внука. Конечно, мальчик захворал, и надо поставить ему уксусный компресс. В другой раз Алергуш убежал бы как ужаленный, потому что терпеть не мог запаха уксуса, как не терпел, когда его растирали костлявыми пальцами, выгоняли из него простуду.
Но сейчас Алергуш покорно разделся, даже не пикнул, так что бабушка уверенно кивнула головой:
— Плохо тебе, бедняга, за версту видать…
Во время растирания Алергуш ныл, кряхтел, вырывался, бил руками и ногами, но сильные шершавые руки бабушки крепко держали его.
Через некоторое время у двери зазвонил колокольчик, и в комнату вошла мама.
Она не на шутку испугалась, увидев сына в кровати раскрасневшимся как рак. Она тут же сунула ему под мышку термометр. Алергуш всё время вытаскивал его да глядел на сверкающий серебром ртутный столбик. А тот, как назло, замер на 35 градусах и никак не хотел подниматься выше. Мальчик слышал, что умирающие холодеют, потому он здорово испугался и даже стал языком облизывать губы, чтобы убедиться, что он не холодеет.
— А ты хорошо держал градусник? — спросила мама.
— Даже надоело — так долго!
— Это от мороженого, я знаю, — сказала бабушка. — Так вот и пропадают ребята… В моё время они были поздоровей, потому что не продавалось это самое мороженое, от которого леденеет кровь в жилах и болезнь пробирает до самых костей…
— А у меня кости не болят, — пробовал защищаться Алергуш.
В передней хлопнула дверь. По тому, как отец вытер ноги о половик, как сердито звякнул щеколдой, Алергуш и все домашние поняли, что он не в духе, что у него сквернейшее настроение.
Бабушка поспешно исчезла на кухне. Мама не вышла отцу навстречу, а осталась в маленькой комнате: разыскивала не то мяту, не то липовый цвет для больного.
Отец выразительно кашлянул в прихожей, но никто не вышел к нему. Он заглянул в первую комнату — никого, резко распахнул дверь в комнату Алергуша. Увидев сына в постели, остановился в замешательстве. А мальчишка испуганно таращил глаза, но не оттого, что отец был сердит, а оттого, что увидел у него в руке дневник, тот самый дневник, который он бы узнал среди тысячи других. Это был его дневник!
Окажись тут Кирикэ, он бы сказал: «Теперь будь что будет!» Но отец сразу смягчился, увидев компресс на лбу у сына.
Дневник был брошен на стол и остался там забытым, потому что встревоженный отец уже спрашивал маму:
— Что с мальчиком?
— По-моему, это от мороженого, — опередила её бабушка.
— Знаешь ведь, что у него гланды, — сказала мама.
— А зачем вы даёте ему деньги на мороженое?
Мама промолчала, а отец догадался, что виновата бабушка. Но бабушка была мамой папы, поэтому он тоже замолчал. Со своей мамой он поговорит с глазу на глаз, и отец вернулся к сыну:
— Ну-ка глотни! Больно?
Алергуш глотнул разок-другой, и так как он проглотил при этом всю слюну, у него запершило в горле.
— Я ему сделала растирание, к завтрашнему дню выздоровеет! — успокоила отца бабушка, выглянув из кухни.
Алергуш вытянулся в постели с серьёзной миной, готовый отказаться от всех радостей жизни.
— Прими аспирин и выпей чаю! — ласково сказала мама, протягивая ему чашку и расстилая чистое полотенце, чтоб не залить чаем постель.
Отец подошёл с другой стороны и подвязал ему салфетку, как делал это, когда Алергушу было всего два годика.
В глазах отца не осталось и тени укора или суровости. Они были озабоченными и искрились нежностью. Бабушка поправила подушку за спиной внука, чтоб ему было удобнее лежать.
Алергуш нехотя глотал свой чай, кривясь от тёплого ароматного отвара липового цвета и мяты. Каждый глоток омывал грудь и растравлял голод, словно приклеивал живот к спине. А его желудок требовал чего-то сытного: от чая у него разыгрался аппетит. «Хоть бы горбушку хлеба дали…» — с грустью подумал Алергуш, глотая без всякой охоты пахучий отвар. Наконец бабушка догадалась:
