Неугасимый огонь - [90]

— Ты ведь видел Даная лично?

— Да царь, а с его внуком Абантом даже говорил.

— Он жив?! — не сдержала удивления Анхнофрет.

— Да, хотя уже впал в маразм, — ответил Неарх.

— Подумать только, человек, который видел самого Избавителя, говорил с ним… — пробормотала потрясённая посланница, — в Та-Кем уже не осталось живых свидетелей тех дней…

— С нами есть человек, который хорошо знает Даная и его брата, он может многое рассказать. Это ахеец Этеокл. Он отправился с нами, как посол Аргоса. Филота держал его при себе, и он чудом спасся при гибели «Талоса».

— Вот как? Призови его.

Разыскали Этевокрея. Тот зашёл в шатёр с опаской. Насмотревшись на величие «железных людей», наслушавшись баек об их великом царе, он никак не ожидал, что способен найтись народ, который окажется сильнее их. В битве при Камире ахеец натерпелся такого страха, что после того, как его, дрожащего от холода и ужаса, вынули из воды, несколько дней не произносил ни звука. Увидев дворец в Саламине, поглядев на многолюдное столпотворение, он чувствовал себя муравьём между двумя гигантами. Какой ничтожной теперь казалась двадцатилетняя междоусобица Даная и Какаро, в которой не на жизнь, а насмерть бились «бесчисленные» рати по триста человек в каждой…

Царь дружелюбно обратился к послу Аргоса, расспросил о Данае. Этевокрей, мешая нынешние эллинские и родные ахейские слова, рассказал без утайки все, что знал о патриархе и прибывших с ним из-за моря людях.

Анхнофрет слушала, затаив дыхание, потом спросила, как звали жену Даная.

— У него было несколько жён, — ответил Этевокрей.

— Я имею в виду ту, что прибыла из-за моря.

— Анхиноя.

— Насколько я помню, это имя матери Даная, а вовсе не жены, — возразил Неарх.

— Ты ошибаешься, благородный Неарх, — сказал Этевокрей, — это старшая жена ванакта. Одна из их дочерей стала женой Ринкея и матерью нашего нынешнего государя.

— Анхиноя, — прошептала посланница, — Небетта Анхемнут…

— Старшая жена… — проговорил Александр, — может, поэтому её впоследствии назвали матерью. Немудрено перепутать за тысячу лет. Впрочем, это неважно. Важно другое…

— Ты кровный родич Тутмоса, — сказал Эвмен.

— Потомок, — усмехнулся царь.

Он откинулся на спинку кресла и снова надолго замолчал.

— Ты свободен, достойный Этеокл. Позже мы с тобой ещё побеседуем, а пока ты мой дорогой гость. Эвмен, распорядись, чтобы посла Аргоса устроили со всеми удобствами, как подобает его званию. Он волен свободно перемещаться всюду, где ему вздумается. Подбери человека из местных критян, кто уже достаточно овладел нашей речью, чтобы мы могли лучше понимать друг друга.

Этевокрей почтительно поклонился и в сопровождении Эвмена вышел. Царь отпустил и Итту-Бела с Неархом, оставшись с посланницей наедине.

— Предок и потомок… — проговорил Александр снова, покусывая губу.

— Великий царь! — обратилась к нему Анхнофрет, — прими этот папирус в дар от царственной Мерит-Ра! Отныне ты станешь первым среди царей не только силой мечей твоих воинов, не только венцом ванактов акайвашта, взятым мечом, но древностью рода и происхождением от Праведногласого Йахумосе, коего помнят от Шарден до Элама! Ты кровный брат Менхеперра! Мы не допускаем и мысли, что столь славная кровь могла раствориться в десятках поколений. Не зря Владычица Истин привела тебя в наш мир. Когда Мерит-Ра осознала это, она сказала, что не враг ты нам. Верно, великий и труднопостижимый замысел её в том, чтобы в нашем союзе умножилось благоденствие на берегах Зелёных вод и в иных землях, объединённых Древней Кровью! Мы не должны воевать! Это понимает и Ранефер. Прошу тебя, великий царь, умерь свой гнев, я буду умолять Величайшего, чтобы и он внял голосу разума и не стал усугублять уже случившуюся беду. Вновь виной всему недопонимание! Мы ещё так мало знаем друг о друге. Подумай, царь, каких высот мы могли бы достичь вместе!

— Когда вам стало известно об этом?

— Только вчера, великий царь, клянусь тебе в этом. Мы ничего не скрывали от тебя. Только вчера сова доставила сообщение. Ты веришь мне?

Александр молчал. Впечатление, которое на него произвёл рассказ Анхнофрет, подтверждённый ахейцем, невозможно было выразить словами, но… Вопрос цены.

«Древняя кровь. Стоили того жизни македонян, погубленные Ранефером?»

Царь смотрел посланнице прямо в глаза, она не отводила взгляд. Казалось, это безмолвное состязание не закончится никогда.

— Полагаю, Менхеперра тоже уже обо всём этом знает? — спросил царь.

Анхнофрет кивнула.

— Хорошо. Надеюсь все то, что ты сейчас сказала, разделяет и фараон. В любом случае, судьба наших взаимоотношений зависит от мудрости обеих сторон. Ты понимаешь меня?

— Да. Понимаю.

— Это хорошо. Теперь покинь меня.

Оставшись один, царь потёр виски кончиками пальцев. Потом налил вина в серебряную чашу, не разбавляя. Поднёс к лицу, но не выпил, долго смотрел в кроваво-красное зеркало. Он вспомнил слова Птолемея, сказанные им после возвращения из Египта:

«Царица и Ранефер — прорицатели, беспрекословно верящие в таинства. Их влияние на Тутмоса очень велико, но не абсолютно. А Менхеперра верит в свой меч».

* * *

— Не отступай ни на шаг, Ипи! — сказать, что Величайший был в бешенстве — не сказать ничего, — выжми из этих диких мужеложцев всё, что можно, и ещё больше! Ни хека отступных, ни коня, ни аруры