Неугасимый огонь - [8]

«Через год», — потребовал Ипи.

Птолемей не стал спорить. За год может произойти многое.

Далее перешли к главному. Ранефер потребовал, чтобы войско Александра покинуло земли фенех. Птолемей согласился, но когда Верховный Хранитель намекнул, что македонянам нежелательно заглядываться на остров Алаши, Лагид посоветовал ему проверить, не затупился ли его хопеш. За Кипр Александр будет драться.

Ипи подумал, что кошка, загнанная собакой в угол, оставит её без глаз и вообще без морды, даже если та втрое крупнее. Хорошо, Величайший не будет против, если Александр подомнёт под себя города хатти на Алаши, но ему стоит воздержаться от враждебный действий в отношении порта Пер-Маат.

Обсудили ещё многое. Без удовлетворения осталось требование Ранефера об участии македонского войска в войне против врагов Священной Земли. Птолемей не имел полномочий давать такие обещания.

В конце концов, стороны договорились разделить сферы влияния по Исскому заливу и Аманскому хребту.

«Пусть схватятся с Куццувадной и хатти», — подумал Ранефер, — «поглядим, как это у них получится. Когда два льва дерутся, сын Себека наблюдает, таясь в водах Хапи. Одни глаза видны, но к броску — готов».

* * *

За год действительно произошло многое. Александр слово сдержал и отпустил финикийских мастеров, пленённых в Тире. О тех, что македоняне захватили в Сидоне, Библе и Угарите, речи в договоре не было. Целая армия рабов продолжала возводить Александрию и морскую крепость, которую посвятили Посейдону и назвали Пелагий[14].

С попавшими в плен военачальниками Пиллии, Александр обошёлся милостиво, особенно с теми, кто сдался сам. Сложившие оружие воинства принял на службу, сформировал из них несколько отрядов аконтистов, вооружённых дротиками, численностью около трёх тысяч человек и отдал под начало гетайру Лаомедонту, брат которого Эригий командовал эллинской союзной конницей. Назвали их, не мудрствуя, «киликийцами».

Знатных воинов Пиллии, сражавшихся в бронзовой чешуе, разоружили. Их доспехи Александр решил выдать декадархам[15] «городских гетайров», которыми командовал Кен, сын Полемократа. Это были отборные воины и в бою занимали почётное правое крыло фаланги. Декадархи стояли в строю первыми, а царь прекрасно помнил, какой урон нанесли фаланге стрелы египтян.

Чешуя «киликийцев», как все пришельцы называли местных, зачастую не утруждая себя коверканием языка, была длиннее бронзовых панцирей «пеших друзей», к ней необходимо было привыкать. И привыкали. Кен устраивал учения едва ли не ежедневно, гоняя фалангу до седьмого пота, дабы не размякла в праздности, когда все боевые действия прекратились.

На Оронте македонянам досталось четыреста колесниц, восемьсот лошадей. Двести упряжек с воинами из местных Александр решил оставить. Просто, чтобы были. О том, как вести бой на колесницах, эллины и македоняне почти не имели понятия (хотя египтяне произвели на них впечатление), относились с предубеждением. Потому их включили в состав самой малозначительной части конницы — придали под начало Андромаха, командира легковооружённых наёмников.

Четыреста лошадей, которые тянули остальные захваченные колесницы, Александр использовал для создания нового, невиданного прежде воинства — он посадил на них гипаспистов. Отобрали тех, кто хорошо ездил верхом. Однако эти воины, названные димахами, должны были сражаться в пешем строю, лошади им полагались для более быстрого передвижения. Царь создал две гиппархии димахов, командовать одной из которых поставили свежеиспечённого лохага Теримаха.

Местные лошадки ростом уступали пришедшим из другого мира, особенно «фессалийцам». Александр выяснил, что высоко ценится порода, которую разводят хетты. Это его не удивило, недаром Каппадокия называлась «Страной прекрасных лошадей». Но на них практически не ездили верхом, лишь в единичных исключительных случаях. Хурриты и хетты, населявшие Киццувадну, не переставали удивляться конному искусству пришельцев.

А те, в свою очередь особенно озаботились оружием, от которого в битве на Пепельной пустоши понесли наибольший урон — луками. Роль стрелков в войске Александра исполняли критяне, причём было их не так уж много. Захваченные луки египтян были тщательно изучены. В распоряжении Александра было много персидских луков, добытых при Иссе и ранее. Они, как и египетские, превосходили те, которыми пользовались критяне. Новый начальник стрелков, Омбрион[16] (предыдущий был ранен в мимолётной стычке с финикийцами недалеко от Библа и вскоре умер) заявил, что вооружить большое количество людей этими луками можно, но вот быстро обучить их не выйдет. Критяне учатся владеть луком с детства, потому и славятся, как отличные стрелки, далеко за пределами острова. Если кому и уступают, так это персам и, вероятно, скифам. Теперь вот выяснилось, что ещё и египтянам. Но намного превосходят другие народы, включая остальных эллинов и македонян.

— Старайся, — кратко ответил царь.

Он с головой погрузился не только в перевооружение, пополнение и реформирование армии, но хватался за каждое дело по обустройству нового царства. С местными хурритами вскоре установились ровные взаимоотношения. Тем, по сути, было всё равно, кому платить дань — хатти или макандуша. Лишь бы пришельцы не попирали законы, царившие здесь прежде. А законы в Киццувадне, принесённые, как выяснилось, хеттами, оказались весьма человеколюбивы. Что немало удивило эллинов, которые зачастую представляли варваров кровожадными дикарями.