Неугасимые зарницы - [25]

Вот она дернула дверь того купе, где была мать Оксаны. Ольга Мироновна как причесывалась перед дверным зеркалом, так и осталась стоять с поднятыми руками. В длинном, до пят халате, отделанном, как на рыцарской кольчуге, колечками, с заплетенными по-девичьи в одну косу волосами, она казалась еще выше, стройнее и красивее.

Толстяк даже вздохнул.

— А муженек-то, видать, у нее немаловажная птаха, — тихо произнес он и неожиданно, легко присев, обратился к девочке: — Кто твой папа, маленькая?

— Я не маленькая. Я уже немножко большая. Мне уже четыре годика, — обиделась Оксанка, а про отца ни слова.

Толстяк добродушно засмеялся, махнул рукой, мол, что возьмешь с ребенка, зашел в купе, взял полотенце и направился в туалет.

Колодий следил, как Ольга Мироновна застелила нижнюю полку, потом другую — для него. Оксанка тоже следила за матерью.

— А я не буду сегодня спать около мамы, — сказала неожиданно.

— А где?

— Сегодня я буду спать около тебя... А ты разве не знал, что я буду спать около тебя?.. Не знал?.. А я буду спать около тебя. Ты будешь рассказывать мне сказки, какие рассказываешь своему мальчику. Ладно?

— Ладно, Оксанка, — пообещал Колодий.

Вскоре поезд прибыл на большую станцию. Проводница объявила, что стоянка будет продолжаться минут двадцать.

— Дядя Петя, пойдем погуляем? — неуверенная в осуществлении своего желания, попросила девочка.

Колодий охотно согласился.

На перроне, хотя еще по-настоящему не стемнело, уже включили освещение. Ветра здесь не было. От только что политой клумбы перед вокзалом пахло петуньей. Тихо, уютно, чисто. И никакой суеты. Одни пассажиры стояли, о чем-то говорили, смеялись. Другие прохаживались парами, будто никто никуда не ехал — словно все пришли сюда на гулянье.

— Мороженого мне не надо покупать, а то я могу простудить горлышко, — сказала Оксанка. — И сладенькой водички из автомата тоже не надо. Мы просто погуляем.

Они бесцельно бродили по перрону, и обоим было хорошо, потому что девочка еще не знала «взрослых» хлопот и дум, а Колодий в присутствии ребенка забывал о них.

Ольга Мироновна стояла у окна вагона, следила за дочкой и ее провожатым, она, наверное, тоже хотела выбежать к ним, но что-то, видно, ее удерживало.

Когда Колодий и Оксанка возвратились в вагон, добродушный толстяк в розовой майке уже лежал на верхней полке, под застиранной, пожелтевшей простыней. Он поинтересовался у Колодия, какая у него профессия, но ответа до конца не дослушал — уснул.

Неожиданно и Оксанка по-взрослому серьезно сказала, что уже поздно и ей пора ложиться спать с дядей Петей.

Мать попробовала прикрикнуть, но девочка захныкала:

— Мы так договорились. Правда? Ты же обещал. Расскажи мне сказку...

— Я действительно обещал, — обращаясь к Ольге Мироновне, заступился Колодий за Оксанку. — Разрешите ей спать на моей постели...

Ольга Мироновна сокрушенно вздохнула.

И вот в купе стало как в ночном лесу при луне — горела только синяя лампочка. На верхней полке, будто прирученный медведь, похрапывал сосед. Сказка о потерянной дедом рукавичке была как раз к месту.

Вскоре, не дослушав сказку до конца, Оксанка заснула. Но, погружаясь в сон, взяла руку Колодия и, как птичка за ветку, крепко держалась за нее.

Петр Колодий, оберегая сон чужого ребенка, временами засыпал. И ему виделось собственное сиротское детство: какие-то ночные переезды неизвестно куда, плач и крики перепуганных воем сирен и взрывами бомб детей, таких же, как он, сирот.

Ольга Мироновна лежала с закрытыми глазами, но не спала. Ей было не по себе оттого, что Оксанка находится около чужого, совсем незнакомого человека. На крутых поворотах, когда вагон слегка наклонялся, ей становилось жутко: казалось, что она падает куда-то в бесконечную темноту...

На рассвете, услышав сквозь сон, как колеса вагона загромыхали по железнодорожному мосту, Колодий сразу же открыл глаза. Скоро начнется длинный дугообразный объезд: поезд будет забирать вправо и вправо, пока не минует широкую заболоченную долину. Он уже почти дома. Дома!..

Сердце заколотилось от сознания близкой встречи с женой и сыном. Сквозь скороговорку колес ему даже послышались родные голоса. В радостном забытьи Колодий потянулся к окну и потревожил спящую Оксанку.

Еще сонная, ничего не соображающая, она начала искать его маленькими ручонками.

— Спи, деточка, спи, — тихо сказал Колодий, гладя Оксанку по плечу.

— Вы, наверное, скоро выходите? — спросила Ольга Мироновна. Она не спала и была свидетельницей нежной заботы о дочери случайного попутчика.

— Да... Скоро должна быть моя станция. Я, считайте, уже дома! — с нескрываемой радостью произнес Колодий. — Пора собираться, — уже без прежнего подъема, а вроде даже с сожалением добавил он. — Когда Оксанка проснется, поприветствуйте ее от меня. Я искренне жалею, что не могу попрощаться с ней. Мы, кажется, подружились...

Ольга Мироновна молча смотрела в окно. Но, когда Колодий умолк, сразу же откликнулась:

— Оксанка тоже будет жалеть... Кстати, это совсем на нее не похоже. Последнее время она так трудно сходится со взрослыми, а к вам потянулась сразу. Вы, наверное, очень хороший человек...