Неугасимые зарницы - [24]

Третьим попутчиком был пожилой толстяк с седой лохматой шевелюрой. Он уже надежно расположился в купе: разделся, поднял в окне фрамугу, разложил свои вещи. Без рубашки, в тесной для него розовой майке, белотелый, лишь с четким загорелым клинышком на груди, мужчина производил впечатление добродушного и до наивности простоватого человека. Таким он, наверное, и был на самом деле. Мужчина ехал до конечной станции маршрута, и это, по его мнению, давало ему больше прав распоряжаться.

— Вы не обращайте внимания, что я так по-домашнему, — начал оправдываться он. — Старому — что малому: все к лицу. А вы, молодые люди, располагайтесь как дома. Вот я выйду, а вы обживайтесь. Занимайте обе нижние полки. Не церемоньтесь. Я полезу наверх. Вы люди семейные, вместе вам удобнее будет. Да и меньше будете слышать, как я храплю. А мне все равно, где спать. Ночью я, слава богу, не встаю: не буду вас беспокоить. Так что не церемоньтесь, обе нижние полки ваши.

Мужчина вышел, «семейные люди» остались наедине.

— Ну что ж, нам, кажется, пора познакомиться, — сказал Колодий, обращаясь к девочке, которая уже примостилась около окна. — Меня зовут дядя Петя. А тебя?

— Меня? — лукаво прищурилась девочка. — Меня зовут Оксанкой. Мне уже скоро четыре года. Я уже немного большая.

Колодий перевел взгляд на мать Оксаны. И она не замедлив, полушутя, подражая дочери, отрекомендовалась:

— На работе меня зовут Ольгой Мироновной. Мне уже двадцать восемь лет. Так что я уже немного старая...

Она не рисовалась, не кичилась своей молодостью, не напрашивалась на комплимент. Ее, видно, устраивала такая полушутливая, ни к чему не обязывающая форма знакомства, которая при необходимости позволяла избегать нежелательной откровенности.

— И куда же Оксанка едет? — спросил Колодий девочку, почему-то думая, что ответиг мамаша. Но ошибся: Ольга Мироновна промолчала.

— Оксанка едет к своей бабушке, — как о ком-то постороннем ответила девочка.

— А почему Оксанка едет без папы? — сам не понимая для чего, поинтересовался Колодий.

Малышка уже собиралась что-то ответить, но вдруг запнулась, взглянув на мать.

Было ясно, что папа почему-то «засекречен» и о нем лучше не говорить. Колодий тактично, будто и не было никакой заминки, продолжал:

— А бабушка знает, что к ней едет Оксанка?

— Да! — ожила девочка. — Мы говорили с ней по телефону. Бабушка Галя все знает... Она меня любит. И я ее тоже люблю. Бабушка Галя хорошая, она умеет печь вкусные пирожные и знает много-много сказок. А ты знаешь много сказок?

— Ну, может быть, не столько, сколько твоя бабушка, но знаю много.

— А ты кому их рассказываешь?

— У меня есть сынок. Чуть старше тебя. Ему и рассказываю. Он у меня вежливый мальчик.

— И я тоже вежливая. Мне расскажешь?

— Конечно, расскажу.

Поезд тихо, почти неслышно тронулся и стал набирать скорость.

Ольга Мироновна открыла чемодан, вынула из него дорожный халат и комнатные босоножки. Видно, собиралась переодеваться.

Колодий повернулся, чтобы выйти.

— И я с тобой! — сказала Оксанка. — Ты же обещал рассказать сказку. А что обещаешь, надо выполнять, правда же?..

В коридоре никого не было. Не было и их соседа. Он, видно, забрел к кому-то в купе: такие говоруны легко находят себе компанию.

Колодий устроился на откидном сиденье. Оксанка рядом с ним взобралась на выступ, ухватилась маленькими пальчиками за никелированный тонкий прутик на окне и прижалась лицом к стеклу.

— Ну, рассказывай. Про хроменькую уточку. Только не спеши. Как бабушка Галя, рассказывай...

Колодий серьезно выслушал наставление девочки и начал рассказывать. Не спешил, четко выговаривал слова, интонационно выделял речь каждого из героев, как это делал дома, когда укладывал спать сына.

Оксанка, беззвучно плача, дослушала сказку. Еще минутку помолчала. Потом повернула заплаканное личико к Колодию и с ошеломляющей непосредственностью призналась:

— Я люблю тебя!.. Ты рассказываешь, как моя бабушка...

Где-то в дальнем купе заядлые картежники играли в подкидного. Оттуда доносился хрипловатый добродушный голос их попутчика в розовой майке.

— А я вашу дамочку тузиком, — приговаривал он. — И эту тоже тузиком. А вашего тузика козырной дамочкой... И бувайте здоровеньки. Теперь ужинайте себе на здоровье, а я пойду к себе.

Он вышел из купе довольный своей игрой, новым знакомством и вообще всем, что его окружает.

— А ваша женушка-хозяечка, наверно, переодевается? — спросил у Колодия, показывая на закрытую дверь купе.

— Это не моя жена, — сказал Колодий, не желая оставлять человека в заблуждении.

— Как это не ваша?! — изумился толстяк. — Вы же вместе вошли... Ну, зачем вы так? И вот девочка... — И Оксанка не моя.

— Ну, комедия, скажу я вам! Чистейшая комедия!.. Это как в «Перце» рисуют: не поймешь, где дивчина, где хлопец... Вот вы, говорите, чужие, а я вас принял за супружескую пару, а вот в том купе, — он понизил голос, — в том купе супруги как собаки грызутся... Комедия, я вам скажу, как в театре...

В коридоре появилась проводница со стопкой постельного белья. Открывая дверь каждого купе, спрашивала:

— Постель берете? — И, не дожидаясь ответа, клала на полку две простыни, наволочку и полотенце.