Неугасимые зарницы - [14]

Вдруг из степи набежал ветер. Осыпал холодным пеплом Марту. Но она даже не шевельнулась, не открыла глаз. Она лежала на траве и думала: «Вот еще недавно пылал огонь, и было около него тепло и светло. Но костер погас, остыл. Подул ветер — развеял пепел. Скоро остынет и земля под ним... А потом пройдет дождь, смоет остатки золы, и снова на выжженном месте прорастет трава. И не останется ни единого следа, ни единой приметы, что они здесь были... А вон там, в долине, где она когда-то собирала цветы, пила родниковую воду, люди построили город... Построили навсегда... Навеки!..»

Марта проснулась.

Уже светало. Но табор еще спал.

Над озером стоял сизый туман. А справа все еще горели огни неизвестного города.

Сбивая босыми ногами росу с травы, Марта побежала к озеру. Разделась, бесшумно вошла в воду. Умылась, пригладила мокрыми руками давно не чесанные волосы, заплела конец косы и так же бесшумно вышла на берег. Натянула на мокрое тело одежду, широким подолом платья вытерла лицо и побежала по кем-то протоптанной тропинке, чтобы согреться.

На пригорке заметила красный цветок дикого мака. Остановилась, сорвала, воткнула над правым ухом в густые волосы, оглянулась на табор. С заплатанными, запыленными шатрами, с беспечно оставленными около подвод пожитками, табор показался ей сейчас таким родным! Другого она ничего не желает. Все это: и табор, и поле, и вон тот жаворонок, который вызванивает под дымчатыми облаками, и легкое дуновение ветра, и запах полыни — все такое привычное, такое близкое и понятное Марте.

Как бы жила она без всего этого? Смогла бы она заснуть, если бы над головою вместо высокого звездного неба нависал бы низкий потолок душной избы?

Теперь Марта уже без волнения, даже с пренебрежением глянула на город в долине. «Нет! Нет! Беркуту в курятнике не жить!» Она побежала к табору.

После позднего завтрака, когда стало известно, что дальше они не пойдут ни сегодня, ни завтра, когда из табора к городу потянулись «на работу» даже маленькие цыганята, Марта тоже направилась в город.

Та самая тропинка, по которой она уже сегодня бегала к озеру, довела ее до улиц предместья.

Марта пыталась вспомнить, как все было здесь когда-то. Это же где-то здесь бегала она маленькой с другими цыганятами, отыскивала в высоких травах птичьи гнезда, лакомилась яйцами. Где-то здесь, в неглубокой балочке, журчал ручеек, в котором они купались прямо в одежде.

«Нет, ничего нет! Все покрыто камнем, как на тюремном дворе, куда упрятали Василия», — с горечью думала она, шагая по асфальтированной улице.

Вдруг остановилась на узеньком мостике. Радостно глянула вниз. Это был тот самый ручеек, в котором она купалась давным-давно, когда была еще ребенком.

Не удержалась, сбежала с мостика, подошла, словно к давнему другу, к ручейку, села на траву, опустила ноги в теплую воду. Посидела немного, встала, отряхнула платье, снова взбежала на мостик.

Вскоре улица вывела ее на площадь, где стояли трамваи. Без какого-либо намерения вскочила в вагон. Никого не спрашивала, куда едет трамвай. Куда бы он ни ехал — ей все равно. Все для нее здесь ново, незнакомо.

В вагоне уже были две цыганки из их табора. Одна — таких же лет, как и Марта, другая — постарше, замужняя, с ребенком на руках.

Перебивая друг друга, цыганки стали рассказывать Марте, как когда-то на этих самых местах они играли, удивлялись тому, как быстро вырос такой большой город.

Пассажиры с любопытством и удивлением слушали непонятную речь, откровенно разглядывали их.

В центре города они вышли из вагона. Марта, оставив подруг, подбежала к киоску, купила мороженое. Шла и ела сладкое холодное мороженое. Ко всему другому она была безразлична.

Там, в степи, она заметила бы каждый цветок, склонилась бы к нему, заговорила бы, как с человеком; услышала бы самый тихий голос пташки; от малейшего подозрительного шелеста проснулась бы среди ночи — всему отозвалось бы ее сердце.

А здесь все было чужим...

Ни у кого не спрашивая дороги, Марта пришла на местный рынок. Только ступила на рыночную площадь, как к ней, трепыхая длинной замызганной юбкой, подбежала цыганочка из их табора.

— Я знала, что ты придешь сюда, Марта, — таинственно зашептала она, поблескивая глазами. — Я тебя уже давно жду! Подари что-нибудь, и я тебе сразу все скажу.

Марта дала ей 20 копеек.

— Иди за мной! — решительно приказала цыганочка и скользнула между людьми.

Остановилась в противоположном конце рынка, где прямо на земле был разложен убогий товар.

— Вот! — многозначительно выкрикнула цыганочка.

Марта глянула и застыла от удивления. Среди разного хлама лежало крыло беркута. То самое, которое она подарила брату! Вот и метка на нем, сделанная огнем.

«Значит, Василий погиб?!» — ужаснулась она. Глаза ее налились кровью.

— Что хочешь за это? — спросила старичка, указав на крыло.

— Я не торгую чем попало. Это не простое крыло...

Марта, не дослушав, бросила старику несколько монет, схватила крыло и тут же исчезла в толпе.

Выскочив за ворота рынка, она побежала какими-то безлюдными переулками. Марте почему-то казалось, что за нею гонится милиция. Вскоре переулок уперся в высокий дощатый забор. К счастью, одна доска была выломлена. Марта протиснулась в тесный лаз и очутилась во дворе, загроможденном разным строительным материалом. Остановилась, прислушалась. Погони не было, ничто не угрожало. Пробралась между пахнущих лесным ароматом досок, миновала ряды красного кирпича, глянула вверх — и пошатнулась.