Неудавшееся двойное самоубийство у водопадов Акамэ - [56]
— И правда. Она и мне…
Я хотел было рассказать ей о тётушкином карликовом деревце, но почему-то не смог. Наверняка она сама была одним из таких цветов, растоптанных, увядших, обратившихся колючим чертополохом.
— Да… Она к тебе как к родному сыну относилась.
— Вот как…
— А правда, что к тебе друг из Токио приезжал? Мне тётка рассказывала, что кто-то отыскал тебя и приехал. За тобой.
— Не за мной. Так, только позлорадствовать.
— Типун тебе на язык! Наверняка беспокоился о тебе, потому и приехал. Девки всегда кричат, когда с прыгалками прыгают: «Посмотри, как я прыгаю!» Потому что не может человек один жить. Когда на него никто не взглянет.
— …
— Но если тебя совсем уже к стенке припрут, тогда советоваться не с кем. Если ещё советуешься, значит, не так тебе плохо. А я, видишь, в тебя вцепилась. И как будто заново родилась.
Ая улыбнулась. За окном сияла неистовыми красками лета зелень гор и полей. Женщина на сидении напротив, по виду — деревенская, достала из самодельного рюкзачка хлеб и флягу с водой и принялась обедать. Я сидел в самом обычном вагоне пригородного поезда. Но рядом со мной была Ая… И в то же время я чувствовал, что всё вокруг меня — ещё одна реальность, иная и недосягаемая. Ведь только что на станции мне хотелось бросить всё и бежать от неё без оглядки. Я вздрогнул, увидев её. Будто ко мне подошёл не человек, а какое-то ужасное существо. И с этим существом я теперь сидел рядом в поезде.
Но даже то, что мы вместе, было реальностью не совсем реальной. За окном мелькал летний пейзаж тесных, стиснутых горными грядами деревень провинции Ямато. Глаза моей спутницы сияли буйными красками лета. Казалось, будто каждая клетка её тела дышала радостью, шептала: «Я еду умирать вместе с ним…» Или горечью? Горечью души, изнемогающей под непосильным бременем плоти… В голове бесконечной чредой всплывали сцены нашей любви. И Калавинка, широко расправившая крылья над цветком лотоса, корчащаяся в муках.
Поезд остановился на станции «Водопады Акамэ». Площадь казалась лоскутным одеялом, сшитым из блеска полуденных лучей и тьмы. Я проголодался. Но автобус с надписью «Автолиния Миэ» уже стоял на остановке в ожидании пассажиров. Их было совсем немного. На краю площади, закрываясь от солнца зонтиком, стояла женщина. Стояла совершенно неподвижно. Я обернулся. Ая стояла так же неподвижно, глядя в одну точку перед собой. Глаза её пылали. Я вздрогнул.
Почувствовал, что что-то случилось. Лихорадочное возбуждение, сверкавшее в её глазах всё то время, что мы ехали в поезде, исчезло бесследно. Безлюдная улица немо уходила вдаль. Лучи летнего солнца яростно высвечивали мостовую, словно подчёркивая царившее вокруг безмолвие. Такое выражение бывает, наверное, только у того, кто смотрит в лицо своей смерти. Автобус тронулся, и перед моими глазами ещё раз промелькнула женщина с зонтиком.
Минут через двадцать мы приехали на остановку «Туристический Комплекс Акамэ». Комплекс был хаотичным скопищем строений, утопавших в густом лесу. Мы сели за столик и выпили пива, дожидаясь, пока принесут рис со свиной котлетой. С тех пор как Ая села в автобус, её глаза были совершенно безжизненны. Она глядела в одну точку и на меня не взглянула ни разу. Пиво было безвкусным. Наверное, я сумел убедить себя в том, что ем и пью «напоследок». Но был настолько голоден, что готов был съесть что угодно.
Часы на стене показывали почти три пополудни. Стрелки едва ползли. Меня то и дело мучило ощущение, что я должен что-то сказать. Но слов не было — ни единого. Ая допила своё пиво — «напоследок» — и тихо сказала:
— Тебе, наверное, нельзя.
Не удержавшись, я взглянул ей в глаза. Ая отвернулась. Нам принесли еду. Еда тоже была безвкусна. Я и здесь оказался невольно, сбившись с пути в той предательской пустоте. Моё присутствие здесь было бессмысленно, и потому не вызывало во мне ни благоговения, ни интереса. Я оказался здесь «волей случая». Словно неизвестный и неподвластный мне случай повелел этому случиться. И швырнул меня вот сюда.
Ая молча ела рис со свининой. «Тебе, наверное, нельзя»… Что это могло значить? И в каком месте её сердца родились эти слова? Смертельный холод снова растекался по мне, медленно сковывая плоть и душу. Я не съел и половины. Ая же съела всё — даже соленья. Теперь мы отправимся смотреть на водопады. А дальше что?
По счёту снова заплатила Ая. Кроме той столовой в Тэннодзи, где мы позавтракали вчера утром, все три дня, что мы провели вместе, за всё платила она. Судя по рисованной карте с названием «Достопримечательности сорока восьми водопадов Акамэ», которую нам дали в столовой, водопадов было около двадцати, причём некоторые из них находились довольно высоко в горах.
Мы пошли по тропе вдоль горного ручья. В том же направлении шли ещё человек десять. Были и семьи. Облачённые в зелёные летние одежды горы дрожали на ветру. Тропа была влажная. Полутёмная, она петляла в густой тени деревьев — буков, клёнов, дубов, вязов и елей. После городской жары воздух казался свежим и почти прохладным. Мерно и напряжённо стрекотали вечерние цикады.
Через некоторое время справа показался первый небольшой водопад — Монашеский. Потом слева показался ещё один — Сердце Змеи. Очевидно, в этих краях тоже бытовала легенда о змее в облике прекрасной принцессы. Мы шли дальше, и вскоре с перекинутого через ручей моста увидели Водопад Бесстрастия. Этот был большой. Под могучим потоком воды виднелись отвесные скалы.
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
«Дневник безумного старика» выдающегося японского писателя XX в. Танидзаки Дзюнъитиро является одним из наиболее известных произведений не только этого автора, но и всей послевоенной японской литературы. Повесть переведена на многие языки.Перевод на русский язык осуществлён впервые.Роман классика современной японской литературы Дзюнъитиро Танидзаки (1889–1965) «Дневник безумного старика» заслуженно считается шедевром позднего периода творчества этого замечательного писателя. Написанный всего за три года до смерти автора и наделавший много шума роман поражает своей жизненной силой, откровенным эротизмом и бесстрашием в описании самых тонких, самых интимных человеческих отношений.
Ёсиюки Дзюнноскэ (1924–1994) — известный писатель так называемой «третьей волны» в японской литературе, получивший в 1955 г. премию Акутагава за первый же свой роман. Повесть «До заката» (1978), одна из поздних книг писателя, как и другие его работы, описывает частную жизнь, отрешённую от чего-либо социального, эротизм и чувственность, отрешённые от чувства. Сюжет строится вокруг истории отношений женатого сорокалетнего мужчины Саса и молодой девушки Сугико, которая вступает в мир взрослого эротизма, однако настаивает при этом на сохранении своей девственности.В откровенно выписанных сценах близости, необычных, почти неестественных разговорах этих двух странных любовников чувствуется мастерство писателя, ищущего иные, новые формы диалогизма и разрабатывающего адекватные им стилевые ходы.
Лауреат престижных литературных премий японская писательница Масако Бандо (1958–2014) прославилась произведениями в жанре мистики и ужасов, сумев сохранить колорит популярного в средневековой Японии жанра «кайдан» («рассказы о сверхъестественном»). Но её знаменитый роман «Дорога-Мандала» не умещается в традиционные рамки современного «кайдана», хотя мистические элементы и играют в нём ключевую роль. Это откровенная и временами не по-женски жёсткая книга-размышление о тупике, в который зашла современная Япония.
Содержание:ЛОУЛАНЬ — новеллаПОТОП — новеллаЧУЖЕЗЕМЕЦ — новеллаО ПАГУБАХ, ЧИНИМЫХ ВОЛКАМИ — новеллаВ СТРАНЕ РАКШАСИ — новеллаИСТОРИЯ ЦАРСТВА СИМХАЛА — новеллаЕВНУХ ЧЖУНХАН ЮЭ — новеллаУЛЫБКА БАО-СЫ — новеллаВпервые читатель держит в руках переведенную с японского языка книгу исторических повестей и рассказов, в которых ни разу не упоминается Япония. Более того, среди героев этих произведений нет ни одного японца. И, тем не менее, это очень японская книга. Ее автор — романист, драматург, эссеист, поэт, классик японской литературы XX в.