Неудавшееся двойное самоубийство у водопадов Акамэ - [20]

Шрифт
Интервал

Свернул в переулок, ведущий к дому, но давешней парочки там уже не было. Только теперь, оказавшись в тени, я заметил, что весь взмок от пота. В этом было что-то унизительное. Я вошёл в комнату. Тётушка Сэйко сидела, чинно поджав ноги под себя. Увидев меня, привстала.

— Наконец-то… — проговорила она, глядя мне прямо в глаза. Высвободила из-под себя ноги. Мне показалось, что я услышал едва слышный вздох облегчения. Как видно, всё это время после моего ухода она сидела без движения в этой чинной позе. Тяжело переводя дыхание, я вытащил из кармана деньги.

— Спасибо тебе, вот спасибо. И извини, ладно? — сказала она.

— Да нет, что вы…

— Ради таких грошей… Как ушёл ты, всё сижу тут, кляну себя, на чём свет стоит. Думаю: и чего ж я, дура, сама-то не пошла? …

— Да ладно вам, честное слово…

Мне вдруг пришло в голову, что она приходит сюда раз или два в неделю потому, что обычно занимается такого рода делами сама. Это было вполне возможно, но, в конце концов, не так уж и важно. Я представил себе, как она сидела, чинно поджав под себя ноги, всё то время, что меня не было, и в груди шевельнулось чувство, похожее на благодарность.

На следующее утро как всегда пришёл Сай с куриными тушками, с коровьей и свиной требухой. Главным его достоинством, несомненно, была невозмутимость — он вёл себя как ни в чём не бывало, что бы ни случилось накануне. Но на этот раз я решил, что заслужил от него большего. И уверенно «спустил курок»:

— Сай.

Он испуганно взглянул на меня.

— Спасибо тебе за бутылку.

— А? Да чего там…

— Давай разок сядем тут у меня, выпьем, а?

— Да не, не буду я… — сказал он и, словно чтобы не дать мне больше вымолвить ни слова, поспешно вышел.

8

У женщины, заправлявшей вещевой лавкой на первом этаже, глаза были как у сонной кошки. Я зашёл к ней купить стирального порошка, когда только приехал в Ама, и она прямо на моих глазах выпила сырое яйцо. Больше я в ту лавку не ходил.

Я пошёл на рынок Санва за мылом, лезвиями для бритвы и другими мелочами. Даже отшельнику без вещей такого рода не обойтись. Произошло это, когда я, сделав покупки, уже собрался выйти с рынка и направиться домой. Ая стояла под навесом крыши и как раз раскрывала зонт. Я не видел её уже несколько дней. Она вышла на улицу, но пошла не в сторону дома, а в противоположную, и свернула в пустынный переулок, который вёл к станции Амагасаки линии Хансин. Я смотрел ей вслед. Без единой мысли в голове раскрыл зонт и пошёл за ней, ни на секунду не отрывая от неё глаз. Вскоре сердце забилось быстрее — наверное, я начал понимать, что иначе как «преследованием» мои действия не назовёшь. Я смотрел на красный зонт с ярким цветочным узором, на разметавшиеся по плечам чёрные волосы. Пройдя один квартал, Ая свернула налево. Мне неистово захотелось пуститься бегом, но я удержался и продолжал идти шагом. Дошёл до угла переулка, в который она свернула, посмотрел влево. Но её не увидел.

Я дошёл до центрального рынка Амагасаки, купил в канцелярской лавке набор пастели из двенадцати цветов и альбом для рисования, затем вернулся домой. Хозяйка лавки взглянула на мой пакет с покупками всё теми же глазами сонной кошки.

То, как я без единой мысли в голове пошёл за девушкой. Как у меня забилось сердце. И ещё ощущение пустоты в тот миг, когда я потерял её из виду… Наверное, пустота возникла как раз в том месте моего сердца, где рождаются слова. Я подумал, не пришло ли время уезжать и отсюда. Подумал об этом без всякой на то причины и сел разделывать требуху. За окном нескончаемой дробью стучал дождь.

Пришла тётушка Сэйко.

— Льёт и льёт, а? — сказала она. Я удивился. Такие любезности прямо с порога я слышал от неё впервые.

— В дождь всегда настроение — дрянь, — добавила она.

«Вода небес любви подобна», — вспомнил я почему-то строку из стихотворения Накано Сигэхару.[23] Я прожил столько лет, всё ещё не зная слов вроде любви или, скажем, привязанности, но голова у меня, тем не менее, была до отказа набита чужими рацеями на эти темы.

— Помнишь, ты сказал, что тебе моя песня понравилась?

— А, да… Вы уж простите за вольность.

— Ничего, ничего.

Я вдруг почувствовал, что от тётушки немного пахнет алкоголем.

— Забыть не могу, как ты согласился тогда сходить вместо меня… Даже глазом не моргнул!

— Да хватит вам, честное слово…

— Ведь если чего не так, на тебе бы места живого не оставили!

— Да уж…

— Из-за каких-то грошей… Спасибо тебе, честное слово, спасибо.

— Я, знаете, трус такой, перепугался — стыд сказать.

— Ну и что?! Да на твоём месте любой бы перепугался! Думаешь, мне, что ли, не страшно? Ещё как страшно, вот я тебя и попросила. И спасибо, что не подвёл.

— Да что вы, ну…

— Не хотела я тебя на такое посылать. Кого другого — ладно, но не тебя… Слушай, можно я у тебя тут ещё попою, а?

Я удивился.

— Если не помешаю, конечно…

— Нет, нет, нисколько.

Я представил себе, как тётушка Сэйко сидела дома, как с полудня выпивала под дробь дождя. И как, не находя себе места, пришла, в конце концов, сюда. Задница, очевидно, маслянилась не только у меня.


Старушенция Огин
Замуж собралася,
А до сотни девице
Год один остался.
С дерева орешков
Набрала

Рекомендуем почитать
Топос и хронос бессознательного: новые открытия

Кабачек О.Л. «Топос и хронос бессознательного: новые открытия». Научно-популярное издание. Продолжение книги «Топос и хронос бессознательного: междисциплинарное исследование». Книга об искусстве и о бессознательном: одно изучается через другое. По-новому описана структура бессознательного и его феномены. Издание будет интересно психологам, психотерапевтам, психиатрам, филологам и всем, интересующимся проблемами бессознательного и художественной литературой. Автор – кандидат психологических наук, лауреат международных литературных конкурсов.


Мужская поваренная книга

Внимание: данный сборник рецептов чуть более чем полностью насыщен оголтелым мужским шовинизмом, нетолерантностью и вредным чревоугодием.


Записки бродячего врача

Автор книги – врач-терапевт, родившийся в Баку и работавший в Азербайджане, Татарстане, Израиле и, наконец, в Штатах, где и трудится по сей день. Жизнь врача повседневно испытывала на прочность и требовала разрядки в виде путешествий, художественной фотографии, занятий живописью, охоты, рыбалки и пр., а все увиденное и пережитое складывалось в короткие рассказы и миниатюры о больницах, врачах и их пациентах, а также о разных городах и странах, о службе в израильской армии, о джазе, любви, кулинарии и вообще обо всем на свете.


Фонарь на бизань-мачте

Захватывающие, почти детективные сюжеты трех маленьких, но емких по содержанию романов до конца, до последней строчки держат читателя в напряжении. Эти романы по жанру исторические, но история, придавая повествованию некую достоверность, служит лишь фоном для искусно сплетенной интриги. Герои Лажесс — люди мужественные и обаятельные, и следить за развитием их характеров, противоречивых и не лишенных недостатков, не только любопытно, но и поучительно.


#на_краю_Атлантики

В романе автор изобразил начало нового века с его сплетением событий, смыслов, мировоззрений и с утверждением новых порядков, противных человеческой натуре. Всесильный и переменчивый океан становится частью судеб людей и олицетворяет беспощадную и в то же время живительную стихию, перед которой рассыпаются амбиции человечества, словно песчаные замки, – стихию, которая служит напоминанием о подлинной природе вещей и происхождении человека. Древние легенды непокорных племен оживают на страницах книги, и мы видим, куда ведет путь сопротивления, а куда – всеобщий страх. Вне зависимости от того, в какой стране находятся герои, каждый из них должен сделать свой собственный выбор в условиях, когда реальность искажена, а истина сокрыта, – но при этом везде они встречают людей сильных духом и готовых прийти на помощь в час нужды. Главный герой, врач и вечный искатель, дерзает побороть неизлечимую болезнь – во имя любви.


Потомкам нашим не понять, что мы когда-то пережили

Настоящая монография представляет собой биографическое исследование двух древних родов Ярославской области – Добронравиных и Головщиковых, породнившихся в 1898 году. Старая семейная фотография начала ХХ века, бережно хранимая потомками, вызвала у автора неподдельный интерес и желание узнать о жизненном пути изображённых на ней людей. Летопись удивительных, а иногда и трагических судеб разворачивается на фоне исторических событий Ярославского края на протяжении трёх столетий. В книгу вошли многочисленные архивные и печатные материалы, воспоминания родственников, фотографии, а также родословные схемы.


Дневник безумного старика

«Дневник безумного старика» выдающегося японского писателя XX в. Танидзаки Дзюнъитиро является одним из наиболее известных произведений не только этого автора, но и всей послевоенной японской литературы. Повесть переведена на многие языки.Перевод на русский язык осуществлён впервые.Роман классика современной японской литературы Дзюнъитиро Танидзаки (1889–1965) «Дневник безумного старика» заслуженно считается шедевром позднего периода творчества этого замечательного писателя. Написанный всего за три года до смерти автора и наделавший много шума роман поражает своей жизненной силой, откровенным эротизмом и бесстрашием в описании самых тонких, самых интимных человеческих отношений.


До заката

Ёсиюки Дзюнноскэ (1924–1994) — известный писатель так называемой «третьей волны» в японской литературе, получивший в 1955 г. премию Акутагава за первый же свой роман. Повесть «До заката» (1978), одна из поздних книг писателя, как и другие его работы, описывает частную жизнь, отрешённую от чего-либо социального, эротизм и чувственность, отрешённые от чувства. Сюжет строится вокруг истории отношений женатого сорокалетнего мужчины Саса и молодой девушки Сугико, которая вступает в мир взрослого эротизма, однако настаивает при этом на сохранении своей девственности.В откровенно выписанных сценах близости, необычных, почти неестественных разговорах этих двух странных любовников чувствуется мастерство писателя, ищущего иные, новые формы диалогизма и разрабатывающего адекватные им стилевые ходы.


Дорога-Мандала

Лауреат престижных литературных премий японская писательница Масако Бандо (1958–2014) прославилась произведениями в жанре мистики и ужасов, сумев сохранить колорит популярного в средневековой Японии жанра «кайдан» («рассказы о сверхъестественном»). Но её знаменитый роман «Дорога-Мандала» не умещается в традиционные рамки современного «кайдана», хотя мистические элементы и играют в нём ключевую роль. Это откровенная и временами не по-женски жёсткая книга-размышление о тупике, в который зашла современная Япония.


Лоулань

Содержание:ЛОУЛАНЬ — новеллаПОТОП — новеллаЧУЖЕЗЕМЕЦ — новеллаО ПАГУБАХ, ЧИНИМЫХ ВОЛКАМИ — новеллаВ СТРАНЕ РАКШАСИ — новеллаИСТОРИЯ ЦАРСТВА СИМХАЛА — новеллаЕВНУХ ЧЖУНХАН ЮЭ — новеллаУЛЫБКА БАО-СЫ — новеллаВпервые читатель держит в руках переведенную с японского языка книгу исторических повестей и рассказов, в которых ни разу не упоминается Япония. Более того, среди героев этих произведений нет ни одного японца. И, тем не менее, это очень японская книга. Ее автор — романист, драматург, эссеист, поэт, классик японской литературы XX в.