Нет ничего невозможного - [34]

— Ты не против, если я поделаю ускорения?

И что я мог ответить? Конечно, да! Ускорения! Мы вместе пробежали четыре или пять спринтов, а потом спустились в номер, где нам предстояло вместе прожить несколько дней. На следующее утро вышло солнце, которое за следующие четыре дня не спряталось уже ни на секунду.

Мы почти не разговаривали, даже на этапах гонки, где иногда произносили максимум что-то вроде «Идем спокойно и потом ускоряемся» в начале очередного подъема. Мы особо не общались и долгими вечерами в номере отеля. Могли рассказать друг другу забавный случай, что-то любопытное из тренировок, могли поделиться мыслью, время от времени прерывая молчание… Иногда, чтобы хорошо себя чувствовать с другим человеком, разговоры не нужны.

С первого дня мы оба чувствовали, чего хочет другой, не обмениваясь словами. Понимали, когда другому нужно чуть замедлиться или повысить темп, когда ему нужно попить воды или проглотить гель. Нужна ли ему помощь и готов ли он сам помочь. Хочет ли он побыть в тишине или поговорить. Ветераны спорта говорят очень правильную вещь: на горнолыжную гонку приходят друзьями, но финишируют братьями. Под этой идеей мы готовы подписаться.

Без особых восторгов и сами того не осознав, мы выиграли первый этап; на следующий день — второй, а потом и третий. Однако на четвертый мы вышли без особой уверенности — это столь длинная гонка, что в конце, несмотря на любые преимущества, может произойти что угодно. Но, к счастью, ничего не случилось, и когда мы в последний раз увидели финишную арку, то просто не поверили своим глазам. Я почувствовал на-сто-я-ще-е счастье! Это чувство, которое может проявляться по-разному. Как будто по ногам бежит, поднимаясь, множество мурашек, которые добегают до сердца — и в нем взрываются адреналином. Ты можешь сломать малоберцовую кость и не почувствовать боли. И даже если ударишь кулаком по каменной стене, больно не будет. Из сердца волна поднимается к голове и растекается по всему телу. В командных соревнованиях счастье — особенная штука. Несмотря на огромное собственное эго, ты понимаешь, что адреналин смешивается с любовью — потому что ты разделил с другим важные моменты и, что еще важнее, помог ему стать счастливым. Это было началом двух прекрасных лет. Мы с Флораном сформировали грозную команду, а на индивидуальном уровне я начал выходить на любые соревнования — от лыж до бега.

Сейчас мне не хватает всех этих ощущений. Впервые я прожил их за год до той самой гонки Пьерра-Мента, когда отказался в последний раз выступать в юношеской категории и вышел на Кубок Европы в абсолютной. Той неожиданной победой я сообщил миру, что далеко пойду и что способен побеждать в гонках высокого уровня. Я вновь ощутил это счастье в швейцарском Валеретте на своем первом Кубке мира. Потом была первая Пьерра-Мента, первый год, когда я соревновался на Кубке мира по скайраннингу, а еще Сегама, где я участвовал, только-только выйдя из подросткового возраста, и еще кое-какие забеги в следующие годы.

Но, несмотря ни на что, постепенно возбуждение, которое я испытывал, разрывая финишную ленту, стало снижаться. Завершая забег, я не ощущал такого прилива адреналина. Меня не опьяняло всеобъемлющее счастье; все чаще я чувствовал только удовлетворение — и не больше. Во многих случаях удовлетворения вполне достаточно, но когда такие яркие чувства превращаются в рутину, счастье становится чем-то обыденным и скучным. Этого не хватает. Как хорошо сказал в своей песне Мазони[38]: «Нам мало счастья, нам нужна эйфория».

В какой-то момент после попыток найти утраченные ощущения я понял, что лучше оставить все как есть и прекратить этот поиск. Сейчас я уверен, что, вспоминая, как хорошо было в прошлом, мы упускаем возможности настоящего. Как всегда бывает, приятные воспоминания оставляют приятный привкус, и наш мозг отодвигает на задний план все, что мешает им наслаждаться. Чтобы как следует выложиться на соревнованиях, не обязательно чувствовать постоянный экстаз — особенно если знаешь, что на финише, даже если придешь к нему после борьбы не на жизнь, а на смерть, ты почувствуешь удовлетворенность тем, что сохранил форму, и ничего больше. Этого более чем достаточно, чтобы выкладываться.

Когда начинаешь это понимать, то одновременно ощущаешь, что гора падает с плеч: ведь если не будет эйфории побед, то и при поражениях не будешь разочарован. Ох, как же я плакал в Бакейре на первом Кубке мира, когда на последнем спуске, лидируя, повредил ботинок и уже не смог подняться на подиум. Зато, как я тогда и подумал, больше ни разу на соревнованиях мирового уровня я не поднимал высоко голову, идя с преимуществом более чем в две минуты, — помнил, как из-за этого на первом вираже сломалось крепление. Как же я тогда злился! Я провел целую неделю, проклиная все на свете. И с каким теплом я вспоминаю эти переживания теперь!

На самом деле к этому паломничеству из года в год меня побуждает не эгоциональность, а ежеминутные радости — запах сыра бофор и солнечные вечера на террасе VTF, подъем по гребню Гран-Мон, опасному и дикому, и гул голосов вокруг.