— Тишина какая, — сказал негромко, — верно, в шатре Высокого Клена сын уснул, вот и торопится он обратно, в тепло да к жене под бок. Так и шел бы, а мы уж сами решим, без торопыг.
Даже смех послышался, негромкий и скоро утихший.
Вспылил Высокий Клен, громче прежнего заговорил:
— Да что решать? Угас Неспящий! Да и зачем он нам? Разве его похвалой убьешь косулю? Его огнем — мясо зажаришь? Или в зиму обогреешься?
— Косулю убить и волк может, — заговорила колдунья Лапа С Когтями. — А человек — не волк. Иной раз увидит охотник косулю и не спешит лук натянуть — любуется. Конечно, мясо вкусное, только красоты в нем нет.
Тут из-за спин поднялся Росток Под Снегом, мальчонка-сирота.
— Когда отец из лесу не вернулся, мама сильно плакала… а я красной глиной на камне нарисовал, как тигр напал на охотника, схватил, хочет съесть. Но охотник сильный и все равно победит! Мо Руф увидел и все понял! И стало мне тепло и спокойно, как будто отец тут, рядом, и мама снова улыбается.
Как замолчал Росток Под Снегом, гордый своим первым в жизни словом на совете племени, все загалдели, руками замахали. Кто кричит, что Высокий Клен прав, и Мо Руф племени не нужен: нет, мол, толку зря время терять на поделки эти никчемные да глупые песни. А кто, напротив, кричит, что без красоты и жить-то незачем. А третьи ворчат, что племя стало шумным, непочтительным, что в их годы молодежь на совете сидела тихо, против старейшин слова не молвила, а теперь — вон что. Оттого боги и уходят, на людей смотреть не хотят…
Только один Взгляд В Глубину ничего не говорил и никого не слушал. Темной тенью шагнул к потрескавшейся глыбе. Я обрадовался — и что шагнул, и что к земле возле Мо припал, и что трещины его пальцем следить начал. Взгляд В Глубину, он со всеми богами в ладу жил и племя учил.
Неловкий в длинной меховой дохе, из широких рукавов которой торчали худые руки, он упал на землю так, что мне показалось — споткнулся или в полах запутался. Но нет, он стал траву гладить, и я понял — разговаривает с ней, выспрашивает. Или глядит вглубь каждой травинки. По мне — так пусть даже нагишом на землю ляжет и на вкус пробует, лишь бы помогло!
Но вот приподнялся Взгляд В Глубину, от самой земли на меня глянул и сказал:
— Шаг По Траве ходит мягко, как кошка, а на подошвах его сапог — двойной шов, да с узором приметным. Но я вижу — был он не один возле Неспящего.
Сразу вдруг тихо стало, все взгляды на мне остановились: и суровый — вождя, и насмешливый — Высокого Клена, и удивленный — Лапы С Когтями, и много, много других, раздосадованных и злых.
Оправдываться? Рассказать про Кувшинку? Чтобы уже завтра ее отец узнал и разгневался? Нет!
Поднялся шаман с земли и напротив меня встал, в глаза мне глянул — холодный у него взгляд, как осеннее небо, и такой же пустой мне показался. Или бездонный. И серая мгла в нем клубится. Никогда раньше шаман на меня так пристально не глядел.
И вдруг улыбнулся — тонко, едва заметно:
— Вижу, это мужчина был, молодой совсем. Встретил ты кого ранним утром, Шаг По Траве?
Я не успел решить, что ответить, как вновь выступил вперед Высокий Клен, к самому Мо Руфу подошел, к племени повернулся:
— Не могу я смолчать, как хотите, зовите! Кто бы ни был тот человек — нет его вины! Когда охотники бизона добудут, никто не ищет, чья стрела удачливей: добыча общая, для всего племени. Так и тут — многие к Неспящему ходили, да не все дары ему нравились. Всякое бывало: день и ночь трудишься, уже и орнамент по всему луку пустишь, и тетиву подберешь, чтоб не скрипела — а недоволен Мо. А потом только спохватишься, что, рисунком увлекшись, и кибить забыл в смоле выдержать, и роговые накладки разные вышли. Вернешься, доделаешь, но уже показывать не станешь, побоишься. И тот, кто к Неспящему утром ходил, пусть не сознается в этом! Ни к чему ему нелюбовь людская.
Верные слова Высокий Клен сказал, многим они по сердцу пришлись.
Вождь кивнул:
— Так всегда было, Неспящий Мо всякую жертву не примет, ему надо, чтобы была в подношении красота необыкновенная или глубокая, невыразимая тайна. Трудное это дело — красоту и тайну сыскать.
— А не сам ли то Высокий Клен был? — подскочил на месте Быстрый Удар, известный своей горячностью, — Что-то спорить он сегодня горазд!
Спокойно посмотрел на него Высокий Клен, с достоинством. Развернулся к шаману:
— Пусть Взгляд В Глубину посмотрит…
И тут на поляну ужом скользнул Прямой Путь, младший братишка Высокого Клена:
— Я! Это был я!
— Вот! — обрадовался Быстрый Удар. — Не сам — так брат такой же! Небось, дружки его, подлизы, дар похвалили, чтобы битыми не быть, он и рад Мо Руфу показать. А Мо Руф от красы такой враз огонь утратил.
Тут уж все племя зашикало: молчи, мол, Быстрый Удар! Сам-то когда о красоте своих острог пекся? Вечно от тебя и слышно: «Колют — и ладно, а как будут все племена от реки и до самых дальних озер теми острогами рыбу бить, так и о красоте подумать можно». А к Неспящему частенько хаживал — похвалы ждал. Так уж молчи теперь, пусть парнишка за себя сам скажет.
— Я песню пел, — всхлипнул Прямой Путь, — я пел, а он… потух. Видно, нельзя было, не выйдет из меня певец…
