Неспящие - [31]

Эта мысль меня развеселила, и следующая моя кража была обставлена еще круче. Я вошел в супермаркет, как переступает порог борделя только что выпущенный на свободу заключенный. В этой куртке оказалось ужасно много карманов, похоже, их специально для этого столько нашили. Я напихал в них невероятное количество упаковок семги, длинный багет и несколько бутылок вина — куртка даже не топорщилась. В ту минуту, когда я нацелился на киви, предположив, что в каждый нагрудный карман их войдет по две штуки, кто-то похлопал меня по плечу.

«Ну всё, — подумал я, — вот и охранник-невидимка. Жаль, чуть-чуть не успел!»

Вероятно, я еще мог попытаться скрыться, но я и так всю жизнь от кого-то бежал. Поэтому я просто повернулся к нему и вложил фрукты в его протянутые руки. Мерзавец молчал, видимо желая подольше растянуть этот неприятный момент, чтобы я уставился на него грустными глазами собаки. Я так и сделал. Передо мной стоял пират в черной повязке и костюме от дорогого портного. Он буравил меня своим единственным глазом. Пират поместил киви на полку, где-то между сладкими вафлями и кексами «Мадлен», по-отечески потрепал меня за подбородок и сказал: «Бенуаша, long time no see[35], братан! Что с тобой?»

Удивительно, как это Стан меня узнал?! Позднее он уверял, что ни минуты не сомневался, что это я. Он ни словом не обмолвился о краже, на которой меня застукал. Вежливо отворачивался, пока я, неуклюже топая за ним, моим старым другом, смущенно вытрясал из куртки семгу, длинный багет и вино, клал их обратно на полки по пути к кассе. Он относился к той породе людей, которых годы красят. Его руки и ноги, в юности костлявые, теперь были покрыты мышцами, цвет лица свидетельствовал о его хорошем здоровье, костюм пах химчисткой. Мы вошли в ресторан крупного отеля и сели за столик у окна. Когда он сказал, что собирается за меня заплатить, я начал осторожно возражать.

— Ну, Бенуаша, не спорь! Угощение — это не вопрос, ведь это мой собственный отель! И не единственный, by the way[36].

Я поглощал морские гребешки непринужденно и старался даже не смотреть на его бутерброд. Лишь покончив с «Пуар Бель Элен»[37], я почувствовал, что более-менее сыт и способен разговаривать.

— Ну рассказывай, рассказывай! — подбодрил меня он.

Приукрашенная версия моей биографии начиналась с мамы и ею же заканчивалась.

— Эх, братан, братан! — растроганно произнес он. — Ну ладно, хватит, молчи, не то я вконец расстроюсь. Жизнь — дерьмо, старина! И если ты с детства был не такой, как все, ты это быстро мотаешь на ус. Уж мы-то с тобой это усекли в нашей школке, ты со своей маманей, а я с моим глазом.

Я с неприкрытым любопытством рассматривал его глаз, возможно, поэтому он прочел мои мысли. Он сдвинул набок повязку и как можно шире растянул веко, в которое был вставлен стеклянный шарик.

— Он тут, на месте, и, как всегда, ни черта не видит, — пошутил он, указывая на шелковую тряпочку на резинке, которая болталась в хлебе. — Я эту дрянь только ради баб ношу.

— Я никогда не считал, что тебя это портит, — сказал я.

— Ты нет, что правда, то правда.

Он думал ухватить меня за плечо, но не смог. Я с готовностью подставил ему плечо. Он крепко в него вцепился. Мы оба засмеялись.

— Только не позволяй, чтобы жизнь гадила тебе на голову, старина, — сказал он опять совершенно серьезно. — Ты не должен все проглатывать. В случае чего, умей оскалить зубы или показать задницу! Я объездил весь свет, денег у меня как грязи, имел самых красивых телок, только чтобы себе самому что-то доказать, — это я-то, с моим-то глазом! Ты должен научиться брать жизнь за жабры!

Он разлил по бокалам остаток вина и заказал новую бутылку.

— Это хорошо, когда у человека есть взгляды на жизнь, — от души похвалил я его.

— Без этого нельзя, — произнес он немного растерянно и сделал еще один большой глоток вина.

Я смотрел на его кадык, пока он пил, и пришел к выводу, что мне он и вправду очень симпатичен. Должен признаться, что я все время испытывал что-то очень похожее на удовольствие.

— Приходи ко мне, Бенуа. Пойдешь работать ночным портье — тебе это о чем-то говорит?

Мне это очень о многом говорило. Я был ночным портье уже много лет, причем совершенно бесплатно.

— У того парня, что сейчас у нас администратором, синдром хронической усталости. Утром мне приходится его будить, это просто кошмар! Я придумаю для него что-то еще. А ты будешь ночевать в гостинице, идет? Черт побери, соглашайся! Как же я рад снова тебя видеть!

При других обстоятельствах я бы отказался — от недоверия, что на меня вдруг нежданно-негаданно свалилась такая удача. Но стеклянный шарик, который в эту минуту прокатился по моей салфетке, заставил меня изменить решение. Я поймал его и с улыбкой протянул Стану. На этот раз он не сразу вставил его в глазницу. Вначале он решительно повернулся ко мне в профиль. Сквозь темный колодец с розовыми краями я заглянул в его башку. И увидел в ней только хорошее.

Мои ночи снова стали бессонными. Они состояли из отрезков коридора, холла и наружной двери, которые были видны на телеэкранах, расположенных над стойкой. За стойкой сидел я в качестве администратора и ночного портье. Я был в костюме и со стрижкой. Это было немного странно.