Неспящие - [32]

Однажды появилась стильная интеллигентная пара, оба обеспеченные и слегка навеселе, — они вдвоем подошли ко мне. Женщина перегнулась через стойку и, хихикая, попросила ключ от номера, тем временем мужчина, ухмыляясь и с выражением немого удивления на лице, поглаживал ее зад. Да здравствуют внебрачные связи! Завтра утром к ним, разумеется, снова вернутся сомнения и угрызения, но хотя бы сейчас им хорошо. Кто ночью спит, тому не понять, чем свет отличается от тьмы. Кто ночью спит, тот меньше боится дня, и это тоже правда! Я вручил им ключ от их временного рая со словами: «Спокойной ночи?» Они заметили в моей интонации вопрос и в ответ что-то пробормотали. На одном из экранчиков я видел, как они весело шагают по коридору. Она никак не могла попасть ключом в замочную скважину. Он попытался сделать стойку на руках, но вовремя сообразил, что после своих двадцати изрядно потолстел. Он сам открыл дверь и расстегнул на ней лифчик.

Больше в эту первую ночь ничего примечательного, можно сказать, не произошло. Хрустальная люстра начинала тихонько раскачиваться из стороны в сторону, если я очень долго на нее смотрел. В четверть пятого на мой письменный стол села крупная ночная бабочка. Этот мотылек, похоже, упорно не желал лететь на свет, в отличие от своих собратьев, которые разбиваются насмерть об уличные фонари или сгорают в пламени свечи. Данный мотылек косил под смятую бежевую бумажку. Я прикрыл его ладонью и, взяв двумя пальцами, собирался выбросить в мусорное ведро. В этот момент он сильно затрепетал, давая понять, что он живой. Я посадил его на свою левую ладонь и стал ждать, когда он улетит. Бабочка не шевелилась, позволяя себя разглядывать. Меня весьма удивили ее размеры и странные крылья, похожие на зазубренные очистки карандаша с красной обводкой грифеля. Я поднес насекомое ближе к глазам и не мог отделаться от ощущения, что оно на меня смотрит. Я улыбнулся мотыльку и почувствовал себя полнейшим идиотом. Если появление ночного мотылька подарило мне иллюзию встречи с другом, это могло свидетельствовать лишь о том, что мое одиночество стало непомерным. Я снова посадил его на письменный стол и уставился на экраны.

В полшестого незаконная парочка стала прощаться у двери своего номера. Это было трудное прощание, и они потратили на это немало времени. Он гладил ее по руке. Она немного всплакнула, потом повернулась и пошла прочь. Но перед самым выходом из гостиницы она едва заметно мне кивнула. Подбородок у нее дрожал.

Ночной мотылек сидел все на том же месте. Может быть, он сдох? Я слегка подпихнул его шариковой ручкой. Он недовольно захлопал крыльями. Я облегченно вздохнул и угостил его крошками от печенья. Печенье ему не понравилось.

— Ну и привереда! — улыбнулся я.

В пустом холле гостиницы мой голос прозвучал гулко и странно.

Все-таки зря я заговорил с этим мотыльком! После того как по милости кашалота я оказался в психушке, куда разумнее было бы держать свою любовь к животным в узде.

* * *

Софи вернулась к своему мужу. Считалось, что решающую роль в этом сыграло будущее детей. Но вероятней всего, главной причиной была я. «Я не хочу стать такой же», — наверное, думала она. И она была права — хуже уже ничего не бывает. Но я скучала по ее руке. Смотрела по ящику «телепузиков». Мне никто не звонил. Впрочем, так было даже лучше.

Ночи опять стали тянуться бесконечно. Глядя в потолок, я обещала навещать Ольгу по крайней мере два раза в неделю.

— Она спит, — сказала женщина, занявшая мою койку, — и здесь снова воняет.

Я метнула взгляд в ее сторону и села на Ольгину кровать. Что правда, то правда — воняло здесь изрядно. Ольга дышала спокойно. Она сильно исхудала. Я стала гладить фиолетовые жилки на ее висках. Она крепко обхватила мою руку и оттолкнула ее. Стала возмущенно искать звонок, чтобы вызвать медсестру.

— Эй, Ольга, это я, Майя! — сказала я.

Ни один мускул на ее лице не дрогнул.

— Я Магда, — чуть громче повторила я.

Медсестра вошла в палату. Легким кивком мы дали друг другу понять, что узнали друг друга. Она словно между прочим спросила, как моя нога, на что я ответила: «Отлично». Медсестра задернула полог Ольгиной кровати и деловито привела в порядок больную и ее постель. Меня раздражало, что она разговаривает с ней, как с ребенком. И еще больше — как Ольга на это реагирует. Они говорили обо мне.

— Твоя подруга пришла, Олечка.

— Ерунда.

— Пришла, не спорь, она тут лежала с тобой на соседней кровати. Вот пришла тебя навестить.

— Чушь. Она пришла ради твоих жирных сисек.

— Да ладно, перестань, будь умницей.

Я сжала кулаки с такой силой, что ногти впились мне в ладони. Я холодно посмотрела на женщину, лежавшую на моей койке. Она смотрела на Ольгу с ненатуральным сочувствием.

— Опухоль, ничего не поделаешь, — сказала она и показала на свою голову.

Я твердо решила ей не верить. Медсестра отдернула занавеску со словами: «Ну вот мы и снова чистенькие». Она как-то странно причесала Ольгу. Я опять пересела на Ольгину кровать, и мне даже показалось, что в ее заинтересованных глазах мелькнуло узнавание.

Она достала из ящика пакетик сластей и стала сосредоточенно раскладывать их в длинный ряд. Сунула в рот первую красную жевательную конфету и сказала, что теперь моя очередь. Мы с ней по очереди брали конфеты, пока не дошли до самой последней. Набив рты, мы улыбались друг другу. После того как мы все их доели и счистили с зубов налипшие кусочки, Ольга больно ущипнула меня за щеку.